Прошлое и настоящее
185-я годовщина Полоцкого Собора
Под Полоцким Собором 1839 г. понимается торжественное соборное богослужение духовенства униатских Белорусской и Литовской епархий, располагавшихся в границах Российской империи. Полоцкий Собор состоялся в Софийском соборе г. Полоцк (Беларусь) 12 февраля ст.ст. 1839 г. в неделю Торжества Православия. Накануне этого события всеми его участниками был одобрен и подписан Соборный Акт, объявлявший о возвращении униатов в православное вероисповедание, на имя императора Николая І отправлено прошение о присоединении униатов к Греко-Российской Православной Церкви. Полоцкий Собор прекратил действие Брестской церковной унии 1595–1596 гг. на территории Российского государства за исключением Царства Польского.
Предыстория и предпосылки
Полоцкий Собор явился результатом взаимодействия разнородных факторов и уникального стечения исторических обстоятельств. В процессе 3-х разделов Речи Посполитой (1772–1795) в состав Российской империи вошли земли, на которых действовали 6052 греко-католических прихода с 4 653 379 верующими. Политика императрицы Екатерины ІІ на присоединенных по 1-му разделу территориях была направлена на приобретение лояльности местного населения с учетом доминирования среди него католичества. Новым гражданам империи независимо от их конфессиональной принадлежности гарантировалась полная свобода вероисповедания. Вместе с объявлением курса на широкую веротерпимость российское правительство постаралось обеспечить господствующее положение православия, официально запретив обнародование папских булл без своего согласия и переход православных в католичество латинского и униатского обрядов. Одновременно всем, кто пожелает, разрешалось присоединяться к Православной Церкви.
Благосклонное отношение российских властей к униатам изменилось в конце 1770-х гг., когда деятельность Полоцкого униатского архиепископа Иасона (Смогоржевского), предпринявшего попытку возглавить всю униатскую церковь, разделенную границами 4-х государств – Российской империи, Пруссии, Австрии и Речи Посполитой, и усилить зависимость российских униатов от зарубежного Высшего церковного управления, продемонстрировала, что лояльность униатского духовенства России является труднодостижимой целью. Поэтому с 1780 г. правительство императрицы Екатерины ІІ взяло курс на воссоединение с православными тех униатов, которые добровольно этого желали. Первая волна возвращения униатов к православию прошла с 1781 по 1784 г. В Могилевской и Псковской православных епархиях от унии в это время было принято более 80 приходских общин со 117 187 верующими, что составляло 1/8 часть униатского населения территорий, отошедших к России по 1-му разделу Речи Посполитой. Вторая волна воссоединения униатов имела место в период сразу после второго (1793) и в момент третьего разделов Польши (1794–1795). В это время в Православную Церковь перешли 1 572 067 человек (из них 1 441 194 в украинских и 130 873 в белорусско-литовских губерниях). Одновременно с возвращением значительных масс униатов в православие имел место и переход униатов в латинский обряд (до 460 000 человек).
6 сентября ст.ст. 1795 г. императрица Екатерина ІІ изменила иерархическую структуру униатской церкви. Были уволены на покой с пожизненной пенсией от правительства в размере 5000 руб. в год все, за исключением архиепископа Ираклия (Лисовского), униатские епископы во главе с митрополитом Феодосием (Ростоцким). Учреждалась единственная униатская епархия – Белорусская, управление которой поручалось архиепископу Ираклию. В 1796 г. она объединяла 2 500 000 верующих. Монастыри ордена базилиан лишались орденского управления и переводились в подчинение преосвященному Ираклию. Та часть монастырей, в которых монахи не содержали школы и не занимались социальным служением, признавалась «обществу бесполезной» и подлежала закрытию (145 обителей). Императрица Екатерина ІІ готовила почву для организации православной миссии среди униатов. На это указывает как то, что она ослабляла церковные структуры унии, так и то, что в 1793 г. по ее поручению принявший русское подданство известный греческий богослов и церковный писатель Евгений (Булгарис), архиепископ Славянский и Херсонский, написал трактат «О лучшем способе воссоединения униатов с Православной Церковью». В этом церковно-историческом и богословском произведении преосвященный Евгений указал способы и средства, с помощью которых на основании православной экклезиологии можно было развернуть среди католиков восточного обряда эффективную миссионерскую работу.
В 1796 г. волна возвращения униатов в православие начала спадать. Воссоединение окончательно завершилось со смертью императрицы Екатерины II в ноябре 1796 г. Организованное ею широкомасштабное наступление на унию привело к увеличению сферы влияния Православной Церкви в западных губерниях России, но т.к. императрица Екатерина не успела развить его православной миссией уния продолжала численно доминировать на белорусско-литовских территориях. К негативной стороне воссоединения униатов с православными в правление Екатерины ІІ нужно отнести то, что оно озлобило униатское духовенство против православия, а также заставило его в бóльшей, чем прежде степени испытывать неприязнь к российской власти, видя в ней враждебную своему обряду силу.
В царствование императора Павла І, который благоволил католичеству, но относился к идее церковной унии и ее практическому воплощению неприязненно, в положении униатской церкви произошли значительные изменения. По результатам переговоров императора с папским нунцием в России Лоренцо Литтой, латинским митрополитом Станиславом (Сестренцевичем) и униатским архиепископом Ираклием (Лисовским), а также с учетом анализа конфессиональной ситуации в Минской губернии, проведенным минским губернатором З.Я. Карнеевым, была расширена епархиальная структура униатской церкви. Дополнительно к уже существовавшей Полоцкой кафедре, управление которой сохранялось за архиепископом Ираклием (Лисовским), были открыты Брестская и Луцкая епископии. Одновременно униатские епархии были подчинены власти митрополита латинского обряда, и им отказывалось в праве иметь своих представителей в Католическом департаменте Юстиц-Коллегии, где сосредотачивалось Высшее церковное управление Римско-католической Церкви в России. Новое правовое положение унии отражало формальное согласие императора Павла І с тем, что униаты, проявившие приверженность своему обряду в правление императрицы Екатерины ІІ, навсегда потеряны для православия и перекладывало на латинскую иерархию ответственность за дальнейшее существование униатской церкви, поддержание ее сложившихся традиций, культурного влияния и литургической практики.
Подход, примененный к униатской проблеме императором Павлом І, имел далеко идущие последствия. Воспользовавшись властью над униатской церковью, латинское духовенство при поддержке католической шляхты белорусско-литовских губерний, развернуло среди униатской паствы прозелитическую деятельность. В ход шли не только фанатичные проповеди, но и нечистоплотные приемы, вплоть до подлогов и их распространения. Точные цифры потерь униатской церкви в пользу латинского обряда не известны, но, сопоставляя численность униатов в епархии архиепископа Ираклия (Лисовского) в 1796 г. (2 500 000) с официальным количеством последователей унии в 1807 г. (1 500 000), можно сделать вывод, что в 1796–1805 гг. из униатских храмов в костелы перешло около 1 000 000 верующих. В некоторых случаях в католичество латинского обряда переходили бывшие униаты, поначалу согласившиеся воссоединиться с Православной Церковью (например, прихожане 44 церквей в южных уездах Минской губернии). В сложившихся обстоятельствах недоверие униатам выразило высшее руководство Католической Церкви. Римская курия подозревала в униатской иерархии слишком большую симпатию к православию, поэтому Рим отказался признать митрополитальное устройство унии в России, которое было введено правительством в 1805 г., не делегировал митрополитам Ираклию (Лисовскому; 1806–1809) и его преемникам – Григорию (Кохановскому; 1809–1814) и Иосафату (Булгаку; 1817–1838) – полного объема прав и обязанностей, необходимых для эффективного управления митрополией.
В условиях, когда власти империи заняли нейтральную позицию, а польское латинское духовенство с молчаливого согласия Рима и при поддержке полонизированного высшего класса западных губерний развернуло на греко-католиков широкомасштабное наступление, в унии усилились внутренние противоречия. Униатский клир еще во времена Речи Посполитой разделился на сторонников полонизации и латинизации, сближавших унию с Польским Католичеством, и приверженцев сохранения восточнославянской самоидентификации. Первые были представлены базилианским монашеством, вышедшими из него епископами и незначительной частью полонизированного белого духовенства. Ко вторым относилась основная масса приходских священнослужителей. В первой трети ХІХ в. интересы последних старались выражать митрополиты Ираклий (Лисовский), Григорий (Коханович), архиепископ Иоанн (Красовский), а также члены Брестского епархиального капитула, составлявшие круг наиболее образованных и энергичных белых униатских священников. Разделение в среде униатского духовенства вылилось в острое противостояние, в котором речь шла о том, продолжит ли уния свое существование, или постепенно будет поглощена Польским Католичеством.
Обе стороны апеллировали к властям. У сторонников латинизации и полонизации формально отсутствовали поводы для обращения к правительству, т.к. правовые акты, принятые в правление императора Павла І, предоставляли им все возможности для проведения своей линии. Их подход состоял в том, чтобы входить в доверие к высокопоставленным российским чиновникам и с их помощью устранять тем или иным способом своих оппонентов. Показательны в этом отношении судебные дела, сфабрикованные базилианами против архиепископов Ираклия (Лисовского) и Иоанна (Красовского). Имеются подозрения в том, что архиепископ Иоанн (Красовский) в 1827 г. был отравлен базилианами.
Основным инструментом борьбы высокопоставленных противников поглощения унии латинским обрядом являлись официальные обращения к правительству. В ответ на просьбы со стороны преосвященного Ираклия (Лисовского), который в записке от 2 июля ст.ст. 1805 г., адресованной гр. З. Чернышеву, просил обратить внимание императора на проблему спасения униатов от латинян, правительством Александра I был принят ряд законодательных актов. Запрещался латинский прозелитизм, и латинизантам (как тогда называли переведенных в латинство греко-католиков) было предложено вернуться из костелов в свой прежний обряд. Эти запрещения в соединении с требованиями к латинскому духовенству ни в чем не стеснять свободу совести униатского населения повторялись в 1803, 1804, 1806, 1807, 1810 гг. В 1804 г. в Римско-католическую духовную коллегию – центральный административный орган Римско-католической Церкви в России с 1801 г. – были допущены униатские заседатели; в 1805 г. в структуре Римско-католической духовной коллегии был создан 2-й (униатский) департамент, появление которого несколько ослабило подчиненность униатов власти латинской иерархии; в 1805 г. в пределах Российской империи в унии был введен сан митрополита; в 1803 г. униатское духовное юношество было допущено к получению высшего богословского образования в католической Главной духовной семинарии при императорском Виленском университете; в 1806 г. открыта Полоцкая духовная семинария с углубленным изучением церковнославянского языка и восточных обрядов; в 1809 г. учреждена новая униатская Виленская митрополичья кафедра.
Политика уступок сторонникам самобытности унии со стороны российского правительства в царствование императороа Александра І, вступавшая в контраст с агрессивным отношением к унии со стороны латинского духовенства и католической шляхты, послужила возникновению среди униатов нового настроения. Оно состояло в том, что для противников слияния унии с Польским Католичеством православие уже не казалось духовно неприемлемым, а Речь Посполитая не воспринималась более близкой, чем Российская империя. Нарастание этого настроения стало особенно заметным в 1820-е гг. с выходом на историческую сцену нового поколения униатской интеллектуальной элиты, представленной выпускниками католической Главной духовной семинарии при Виленском университете, где преподавание осуществлялось в духе иосифизма. В этой среде, в которой уже была утрачена эмоциональная связь с исторической Речью Посполитой, появились люди, не отягощенные русофобией, с отчетливо выраженными симпатиями к православию и представлением о прогрессивности установленных в Российской империи церковно-государственных взаимоотношений, что нашло отражение в мемуарах митрополита Иосифа (Семашко), архиепископов Антония (Зубко) и Василия (Лужинского), протоиерея Плакида Янковского. Тяготение к Русской Православной Церкви среди молодого поколения образованных униатских священников в 1820-е гг. подкреплялось тем обстоятельством, что униаты изначально рассматривали Брестскую унию как федеративный союз Церквей, заключенный для преодоления кризисных явлений в церковной жизни и ее совершенствования, а не как механическое включение части Киевской митрополии в общую массу Католической Церкви. Отсюда вытекало, что в случае, если союз с Римом перестал способствовать развитию церковной жизни, от него не только было можно, но и следовало отказаться. Совокупность указанных факторов и процессов привела к возникновению проекта общего воссоединения униатов с православными, вышедшего из среды униатского духовенства в 1827 г.
Таким образом, предпосылками возникновения проекта общего воссоединения униатов с православными в 1827 г. стали: 1) правовые изменения в положении греко-католической церкви в правление императора Павла I; 2) недоверие униатам, являвшимся подданными Российской империи, со стороны Римской курии; 3) неспособность польского латинского духовенства и польского шляхетского общества отказаться от представления о своей латинской исключительности и русофобии; 4) обострение противоречий в среде униатского духовенства, приведшее к активизации и консолидации в униатском клире тех кругов, которые не желали перерождения своего церковного объединения в польском латинском духе 5) противоречия в экклезиологии Брестской церковной унии 1595–1596 гг.; 6) политика уступок сторонникам самобытности унии в царствование императора Александра І. Последнее послужило преодолению негативных последствий воссоединения униатов Екатерининского времени, приучило греко-католиков видеть в России защитницу, а в возвращении в православие приемлемую духовную перспективу.
Подготовка общего воссоединения
К 1807 г. униатская церковь в пределах Российской империи насчитывала 1 538 890 верующих, духовенство состояло из 1735 приходских и 738 безместных священников, число приходов достигало 1436, распределенных по 4-м епархиям – Виленской, Полоцкой, Брестской и Луцкой. Управление униатскими делами сосредоточивалось во 2-м (униатском) департаменте Римско-католической духовной коллегии, где председательствовал старший униатский архиерей, митрополичий сан которого не был признан Римом. Римско-католическая духовная коллегия с 1817 г. входила в структуру Департамента духовных дел иностранных исповеданий и подчинялась министру народного просвещения. Униатский монашеский орден базилиан, упраздненный в России при императрице Екатерине ІІ, но восстановленный в правление императора Павла І, был разделен на три провинции: Литовскую, Белорусскую и Русскую. В 1801 г. орден в России насчитывал 722 членов и располагал 83 монастырями. Компактно униаты проживали на севере и северо-западе Белоруссии в пределах нынешних Гродненской, Витебской, части Брестской и части Минской областей. На украинских территориях в унии оставалось 176 приходов, 195 приходских священников и 94 977 верующих. Украинские греко-католики проживали небольшими анклавами, разделенными обширными пространствами. В первой трети ХІХ в. продолжалась эрозия унии в пользу латинского обряда. С 1805 по 1828 г. из униатских церквей в костелы перешли не менее 200 000 пасомых, поэтому численность униатов, несмотря на естественный прирост населения, оставалась практически неизменной.
Толчком к началу подготовки упразднения унии в пределах Российской империи послужил указ от 9 октября ст.ст. 1827 г. «О недозволении принимать в грекоуниатское монашество людей другого обряда», изданный Правительствующим Сенатом по повелению императора Николая I и по своей сути направленный на прекращение процессов латинизации церковной жизни униатов и полонизации униатского духовенства. В среде белого униатского клира он вызвал воодушевление. 5 ноября ст.ст. 1827 г. на имя директора Департамента духовных дел иностранных исповеданий Г.И. Карташевского поступила записка «О положении в России Униатской Церкви и средствах возвратить оную на лоно Церкви Православной», составленная заседателем 2-го департамента Римско-католической духовной коллегии от Луцкой епархии прелатом Иосифом Семашко. Записка включала в себя исторический очерк Брестской церковной унии, оценку положения униатской церкви в Российской империи и описание ряда мероприятий, с помощью которых униатское церковное объединение можно было направить к воссоединению с Православной Церковью. Свой поступок Семашко мотивировал тем, что путем самостоятельных богословских изысканий он пришел к выводу о православии Восточной Церкви, а также тем, что, в процессе своей практической церковной деятельности он убедился в бесперспективности попыток остановить поглощение унии Польским Католичеством, которое вело к денационализации населения белорусско-литовских губерний. Содержание записки было доложено императору Николаю І и вызвало его одобрение. Император поручил товарищу министра народного просвещения Д.Н. Блудову воплотить в жизнь предложения прелата Иосифа.
В марте 1828 г. в канцелярии Министерства народного просвещения был составлен «Всеподданейший доклад о преобразовании Греко-Униатской Церкви соответственно истинным потребностям и пользам принадлежащих сему исповеданию». В нем содержался детально разработанный во 2-м департаменте Римско-католической духовной коллегии под руководством прелата Иосифа Семашко план реформирования церковного организма унии. 22 апреля 1828 г. Правящий Сенат издал высочайший указ «Об учреждении Греко-униатской духовной коллегии», который положил начало преобразованиям.
К 1830 г. реформы в униатской церкви завершились. Они коснулись всех сторон жизни униатов: 1) учреждена отдельная Греко-униатская духовная коллегия; 2) 4 униатские епархии сведены в 2 – Белорусскую (с центром в Полоцке) и Литовскую (с центром в Вильно); 3) епархиальные капитулы заменены соборным духовенством; 4) сформированы 3 административные комиссии для управления общими имениями и капиталами греко-униатского духовного ведомства; 5) открыта Литовская епархиальная семинария в Успенском мужском монастыре в Жировичах (1828); 6) для униатских семинарий и духовных училищ приняты уставы, составленные по образцу действовавших в соответствующих православных учебных заведениях России; 7) положено отправлять униатских воспитанников на учебу в православные духовные академии и в Московский и Санкт-Петербургский университеты вместо католической Главной духовной семинарии при Виленском университете; 8) поощрена отдача духовенством детей в духовные училища; 9) безвозмездно передано униатским духовным учебным заведениям Синодальной комиссией духовных училищ более 1000 экземпляров православных учебных пособий; 10) монастыри подчинены епархиальным архиереям и намечено упразднение малонаселенных обителей с передачей их храмов белому духовенству, а капиталов на содержание духовных школ (из 83 монастырей продолжить функционирование могли 23); 11) назначены в консистории члены от иночествующих (на первый раз провинциалы и составлена для них инструкция, ограничивающая их власть); 12) запрещено принимать в униатское монашество лиц латинского обряда; 13) униатским монахам из латинян предоставлено право вернуться в прежний обряд; 14) положено монахов не посвящать в священный сан без предварительного рассмотрения и постановления консисторий; 15) определено, чтобы десятина, собираемая в пользу латинского клира с униатов, шла на содержание униатских священников; 16) запрещено приписывать униатских духовных лиц к костелам в качестве викарных; 17) распространены на детей униатского духовенства права и преимущества, принадлежавшие по закону детям православного духовенства; 18) несколько заслуженных священников награждены золотыми крестами с возведением их в звание соборных протоиереев; 19) издание униатских богослужебных книг могло осуществляться только с разрешения Греко-униатской духовной коллегии; 20) отменено право коляторства (патроната) помещиков над униатскими церквами; 21) для убеждения приходского духовенства в духовной необходимости возвращения униатов к православной вере Иосифом (Семашко), возведенным в сан епископа в 1829 г., на польский язык было переведено сочинение святителя Филарета Московского «Разговоры между испытующим и уверенным о Православии Греко-Российской Восточной Церкви».
Преобразования не касались канонического подчинения униатов Риму, их католического вероучения и литургической практики. Они вели не только к обособлению греко-католического духовенства от иерархии латинского обряда, пресечению влияния на униатов помещиков-католиков, сближению униатской и Православной Церквей в церковно-административной сфере и в области духовного образования, но и служили преодолению накопившихся в церковной жизни унии нездоровых явлений. Это не позволяло рассмотреть их конечную цель. Поэтому униатские епископы – митрополит Иосафат (Булгак), епископы Иаков (Мартусевич), Адриан (Головня), Кирилл (Сероцинский), – придерживавшиеся строгих католических взглядов, ничего не предприняли, чтобы помешать реформам. Попытки воспрепятствовать их проведению со стороны представителей руководства базилианского ордена и Римской курии не имели успеха, т.к. они рассматривали их как проявление очередной интриги в противостоянии клерикальных групп.
Успешное воплощение в жизнь плана перестройки церковного организма унии позволило епископу Иосифу (Семашко) 26 июля ст.ст. 1832 г. обратиться к Д.Н. Блудову (со 2 февраля ст.ст. 1832 г. министр внутренних дел) с предложением осуществить общее воссоединение униатов подчинением Греко-униатской духовной коллегии Св. Синоду, за которым должно было последовать постепенное слияние униатов с православными. Однако Св. Синод не был поставлен в известность о реализации проекта общего воссоединения. Поэтому после восстания сторонников возрождения Речи Посполитой 1830–1831 гг. на волне антипольских настроений в православном духовенстве возникла идея организовать миссию среди униатов. Ее поддержал обер-прокурор Св. Синода С.Д. Нечаев. По его инициативе 30 апреля ст.ст. 1833 г. была учреждена православная Полоцкая и Виленская епархия, управляющим которой был поставлен епископ Смарагд (Кржижановский). Он развернул кампанию по присоединению униатов. В 1833–1836 гг. ему удалось перевести из унии 158 972 чел., в основном белорусских крестьян в казенных имениях и владениях православных помещиков, а потому не подверженных моральному и экономическому влиянию католической шляхты. Эта миссия входила в противоречие с проектом общего воссоединения униатов, препятствовала установлению конструктивных взаимоотношений между униатским и православным духовенством и проводилась с использованием неприемлемых методов. Она вызвала недовольство епископа Иосифа (Семашко) и его единомышленников. Для сближения позиций православного духовенства и стремившихся к православию униатов в 1834 г. по инициативе епископа Иосифа императором Николаем І был учрежден Секретный комитет по делам греко-униатским (начал работу в 1835 г.). В его состав вошли Д.Н. Блудов, министр иностранных дел, С.Д. Нечаев, обер-прокурор Св. Синода, святитель Филарет (Дроздов), митрополит Московский и Коломенский, митрополит Новгородский, Санкт-Петербургский, Эстляндский и Финляндский Серафим (Глаголевский), архиепископ Тверской и Кашинский Григорий (Постников), митрополит греко-католической церкви в России Иосафат (Булгак), епископ Иосиф (Семашко), генерал П.А. Толстой, князь А.Ф. Голицын и действительный тайный советник А.С. Танеев.
Известны 3 протокола заседаний комитета, а также то, что в ходе его работы состоялось несколько отдельных заседаний узкого круга его членов: Д.Н. Блудова, С.Д. Нечаева, святителя Филарета и епископа Иосифа. Комитет принял ряд важных решений: подчинение униатских учебных заведений Комиссии духовных училищ Святейшего Синода, введение изучения православного катехизиса в униатских семинариях, восстановление иконостасов в униатских церквах, разрешение принимать детей униатов как духовного, так и светского звания в греко-российские духовные училища. В то же время Секретный комитет не сумел преодолеть противоречия во взглядах на подготовку общего воссоединения униатов с православными. Миссионерская активность последних была лишь ограничена составленной святителем Филаретом Московским секретной инструкцией под названием «Мысли и советы для православных архиереев, которых паствы сопредельны с разномыслящими в вере и уклонившимся от Православия». В ней рекомендовалось миролюбивое отношение к католикам латинского обряда и униатам, а в случае противоборства с их стороны действиям православного духовенства, архиереи, не вступая ни в какие пререкания, должны были сообщать о случившемся обер-прокурору Св. Синода. С присоединениями униатов к православию рекомендовалось не торопиться. Особо желательными считались переходы священников вместе со своими прихожанами. В присоединенных приходах священникам разрешалось носить сутаны и брить бороды.
Проявившаяся в действиях С.Д. Нечаева, епископа Смарагда (Кржижановского) и подчиненного ему духовенства неготовность православной стороны принять возвращение униатов в православие, послужила поводом для внесения в проект общего воссоединения важных изменений, приведших к его интенсификации. В октябре 1833 г. епископ Иосиф (Семашко) выступил с резкой критикой православной миссии и повторно выступил с предложением подчинить униатов Святейшему Синоду. Предложение не нашло поддержки. Однако Семашко полагал, что альтернативного пути упразднения унии не существует, поэтому по собственной инициативе он начал проводить подготовительные к передаче униатов в ведение Святейшего Синода мероприятия: 1) усиление позиций сторонников воссоединения в униатской иерархии (в 1833 г. в униатской церкви остались 2 епископа – митрополит Иосафат и епископ Иосиф); 2) делатинизацию униатского обряда. По его предложению в начале 1834 г. в состав униатского епископата были введены единомышленные ему духовные лица – протоиереи Антоний (Зубко) и Василий (Лужинский), которые были назначены викариями Литовской и Белорусской епархий соответственно. В сан епископа был также возведен протоархимандрит базилианского ордена Иосафат (Жарский). Епископ Иосафат не сочувствовал православию, но ради хиротонии согласился дать подписку о желании присоединиться к Русской Православной Церкви в любое время. 7 февраля ст.ст. 1834 г. решением Греко-униатской духовной коллегии, одобренным всеми униатскими архиереями, в богослужебную практику униатской церкви вводилась православная богослужебная литература, богослужебная утварь и священнические облачения, а также было положено начало перестройке униатских церквей согласно восточной традиции и очищению богослужения от латинских наслоений. В Жировичском Успенском мужском монастыре при Литовской духовной семинарии была учреждена Комиссия по обучению приходских священников православному богослужению и правильному чтению церковнославянских текстов. Литургическое сближение униатов с православными вызвало протест священников Новогрудского деканата (57 человек). Разбирательство выявило двух его зачинщиков, которые были отправлены на покаяние в Вольнянский монастырь, а затем переведены на причетнические должности. Остальные согласились с делатинизацией униатского обряда, т.к. их протест не носил обдуманного характера и был инициирован сторонним влиянием.
24 февраля ст.ст. 1836 г. исполнение обязанностей обер-прокурора Святейшего Синода было временно поручено графу Н.А. Протасову, который 25 июня ст.ст. 1836 г. занял эту должность. Новоназначенный обер-прокурор 4 января ст.ст. 1837 г. получил от епископа Иосифа (Семашко) записку «О положении униатского дела и способах доведения оного к предположенной цели». В ней в очередной раз предлагалось завершить подготовку общего воссоединения подчинением униатов Святейшему Синоду и сообщалось, что только в 1834 г. из унии в костелы перешли 25 000 чел. Последнее вызвало заинтересованность Протасова, поскольку свидетельствовало о неоднозначности миссионерских успехов епископа Смарагда (Кржижановского).
1 января ст.ст. 1837 г. Греко-униатская духовная коллегия была выведена из подчинения Департамента духовных дел иностранных исповеданий в структуре МВД и передана в ведомство Правительствующего Сената. Одновременно контроль за управлением униатской церкви передавался в руки обер-прокурора Святейшего Синода. В июне 1837 г. епископ Смарагд был переведен на Могилевскую кафедру, организованная им миссия прекратилась сама собой.
Изменение ситуации послужило для епископа Иосифа (Семашко) поводом, чтобы продемонстрировать Н.А. Протасову готовность униатов к воссоединению и подтолкнуть обер-прокурора на решительные шаги. Для этого в обеих униатских епархиях он организовал среди священников сбор подписок об их желании присоединиться к Православной Церкви. Эта кампания, проводившаяся как лично епископом Иосифом, так и его ближайшими сотрудниками, открыла, что последовательное приведение в жизнь литургической реформы в Литовской епархии под руководством преосвященного Иосифа, собравшего вокруг себя широкий круг единомышленников, привело к откровенному обсуждению перспективы воссоединения среди униатских духовных лиц. Аргументы сторонников воссоединения оказались убедительными. В результате бóльшая часть духовенства Литовской епархии была согласна на православие. В Белорусской епархии среди униатского духовенства оставалось значительное число лиц, не определившихся со своим отношением к православию и сложилась небольшая группа влиятельного духовенства, тайно противодействовавшего их сближению с православными (А. Томковид, И. Игнатович, В. Копецкий, И. Малишевский, И. Точитский, К. Мальчевский и др.). Усилиям этой группы способствовала недостаточная энергия в проведении литургической реформы, проявленная викарием Полоцкой епархии епископом Василием (Лужинским), который был ограничен в своих действиях правящим архиереем митрополитом Иосафатом (Булгаком), и миссионерская деятельность епископа Смарагда, возбудившая антиправославные настроения среди униатов. Разная степень глубины подготовительных к общему воссоединению мероприятий определила разный результат в сборе подписок. К 15 августа ст.ст. 1838 г. письменно изъявили желание присоединиться к православию 876 белых священников (718 в Литовской епархии, 158 в Белорусской епархии), и 56 монахов (42 в Литовской епархии и 14 в Белорусской). В это время в обеих епархиях числилось 1509 белых священников и 228 монахов. Всего к февралю 1839 г. письменное согласие на воссоединение выразили 1305 священнослужителей.
В первой половине 1838 г. скончались митрополит Иосафат (Булгак) и епископ Иосафат (Жарский), остававшиеся последними сторонниками сохранения унии из числа иерархов униатской церкви. В связи со смертью митр. Иосафата, занимавшего три поста: митрополита, председателя Греко-униатской духовной коллегии и правящего епископа Белорусской епархии, встал вопрос о замещении этих должностей. После совещания обер-прокурора Св. Синода графа Н.А. Протасова с Д.Н. Блудовым, святителем Филаретом Московским и Киевским митрополитом Филаретом (Амфитеатровым) 2 марта ст.ст. 1838 г. епископ Иосиф (Семашко) был назначен на должность председателя Греко-униатской духовной коллегии. Управляющим Белорусской епархией стал епископ Василий (Лужинский). Вопрос о назначении униатского митрополита остался открытым.
Новая иерархическая ситуация и успехи в сборе подписок подтолкнули Н.А. Протасова к выяснению готовности униатов на воссоединение. По его ходатайству в июне 1838 г. в западные губернии был направлен чиновник Святейшего Синода для особых поручений камергер В. Скрипицын. Скрипицын посетил 54 прихода, 8 мужских и 2 женских монастыря в Литовской епархии, 23 прихода, 2 мужских и 1 женский монастырь в Белорусской. Он выяснил, что из 1225 приходских и 163 приписных церквей и 463 часовен по греко-восточному обряду устроено 1363 храма (573 в Белорусской и 790 в Литовской епархиях) и в них может совершаться правильное православное богослужение. Скрипицын отметил, что в числе согласных на воссоединение «состоит все высшее образованное духовенство, в коем сосредотачивается вся моральная сила его». Сомневающимися в справедливости разрыва унии камергер назвал 151 священника и монаха, что не учитывало значительное количество духовных лиц, к которым за подписками еще не успели обратиться, а также безместных и заштатных священников (59 человек в Литовской епархии, 136 человек в Белорусской).
Оптимизм В. Скрипицина оказался преувеличенным. Сбор подписок вызвал протест 111 священников Белорусской епархии, которые 16 сентярбря ст.ст. 1838 г. собрались в с. Церковна Дриссенского уезда и выступили с требованием его прекратить. В случае его продолжения они выразили готовность перейти в латинский обряд. Этот протест был вызван как влиянием местных помещиков-католиков, так и группой противников православия, сложившейся в духовенстве Белорусской епархии. Чтобы его остановить униатскому священноначалию пришлось применить меры строгости к 28 священнослужителям (перевод на другой приход, помещение до покаяния в монастырь, изведение на причетническую должность, высылка в великороссийские губернии). Подобный Церковлянскому протест с такими же последствиями имел место осенью 1838 г. в Белостокском деканате Литовской епархии, где несогласие с воссоединением выразили 15 священников.
Протесты униатского духовенства, с одной стороны, задержали окончательное решение униатского вопроса, с другой стороны, раскрыли для правительственных кругов сложность проходивших в унии процессов, которые требовали взвешенного подхода к решению проблем и привлечение высших государственных инстанций. В декабре 1838 г. Н.А. Протасов инициировал создание Секретного комитета для совещания о мерах касательно воссоединения Греко-униатской Церкви. В его состав вошли: Главный начальник Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, шеф жандармов генерал А.Х. Бенкендорф, министр государственных имуществ генерал П.Д. Киселев, обер-прокурор Святейшего Синода граф Н.А. Протасов и министр внутренних дел Д.Н. Блудов. На заседаниях комитета 22 и 26 декабря ст.ст. 1838 г. были рассмотрены письменные мнения о возможности упразднения униатской церкви епископа Иосифа (Семашко), святителя Филарета Московского, митрополита Киевского Филарета (Амфитеатрова) и епископа Антония (Зубко). Все архиереи высказались в пользу скорейшего воссоединения. Епископ Иосиф полагал, что оно должно заключаться в передаче Греко-униатской духовной коллегии от Правительствующего Сената Святейшему Синоду, после чего должен был последовать длительный процесс включения согласных на православие униатов в состав Русской Православной Церкви без перемены внешнего вида священников и вмешательства в сложившиеся в унии церковные традиции, если таковые не противоречат вероучению Православной Церкви. Признаком завершения воссоединения приходов и монастырей Семашко считал поминание за богослужением Святейшего Синода вместо Папы Римского и исключение из Символа Веры слов «и Сына». Епископ Иосиф высказался против проведения Собора униатского духовенства, полагая, что на нем могут возникнуть разногласия. Святитель Филарет Московский усматривал в таком подходе опасность, заключавшуюся в том, что по предоставленным ему сведениям 421 униатский священник и 172 монаха еще не дали подписки о согласии на воссоединение. Выражая опасение, что эти люди могут спровоцировать волнения, он предложил провести Собор униатского духовенства, на котором будет принято Соборное обращение униатской иерархии к Святейшему Синоду с просьбой о присоединении. При этом бывшим униатам следовало оставить те обычаи и привычки, которые не противоречили православному вероучению. Секретный комитет утвердил план святителя Филарета и разработал основные положения Соборного Акта, которые должны были одобрить и подписать члены предстоящего Собора, а также дальнейший порядок действия униатской иерархии. Принимая во внимание то, что после воссоединения священники лишатся материальной поддержки со стороны помещиков-католиков, комитет счел необходимым выделить из средств Комиссии духовных училищ Святейшего Синода сумму в 360 000 руб. для выплаты пособий духовенству. Впоследствии предполагалось выделение священникам земли из помещичьих угодий.
На заседании 4 января ст.ст. 1839 г. члены Секретного комитета разработали секретную инструкцию генерал-губернаторам западных губерний, предоставлявшую им особые полномочия на период воссоединения: 1) наблюдать, чтобы католическое духовенство и помещики не мешали воссоединению униатов; 2) разрешить назначение для наблюдения за ходом дел на 3 года в каждую губернию по одному чиновнику для особых поручений; 3) возложить прямую ответственность и наблюдение за крестьянами на помещиков; 4) избрать удобные пункты в селениях для размещения войск на случай возникновения беспорядков; 5) выслать униатских священников, не повинующихся начальству, в монастыри великорусских губерний; 6) за соучастие в противодействиях воссоединению лишать занимаемых должностей предводителей дворянства и чиновников; 7) предавать военному суду католическое духовенство за вооруженные выступления; 8) для быстрого успеха в деле воссоединения ходатайствовать о наградах и денежных пособиях духовным, военным и гражданским лицам; 9) вышеперечисленные меры употреблять в случае необходимости, «генерал-губернаторы прежде всяких официальных мер строгости обязаны действовать лично внушениями и увещаниями». 8 апреля ст.ст. 1839 г. секретная инструкция была подписана императором.
К 1807 г. униатская церковь в пределах Российской империи насчитывала 1 538 890 верующих, духовенство состояло из 1735 приходских и 738 безместных священников, число приходов достигало 1436, распределенных по 4-м епархиям – Виленской, Полоцкой, Брестской и Луцкой. Управление униатскими делами сосредоточивалось во 2-м (униатском) департаменте Римско-католической духовной коллегии, где председательствовал старший униатский архиерей, митрополичий сан которого не был признан Римом. Римско-католическая духовная коллегия с 1817 г. входила в структуру Департамента духовных дел иностранных исповеданий и подчинялась министру народного просвещения. Униатский монашеский орден базилиан, упраздненный в России при императрице Екатерине ІІ, но восстановленный в правление императора Павла І, был разделен на три провинции: Литовскую, Белорусскую и Русскую. В 1801 г. орден в России насчитывал 722 членов и располагал 83 монастырями. Компактно униаты проживали на севере и северо-западе Белоруссии в пределах нынешних Гродненской, Витебской, части Брестской и части Минской областей. На украинских территориях в унии оставалось 176 приходов, 195 приходских священников и 94 977 верующих. Украинские греко-католики проживали небольшими анклавами, разделенными обширными пространствами. В первой трети ХІХ в. продолжалась эрозия унии в пользу латинского обряда. С 1805 по 1828 г. из униатских церквей в костелы перешли не менее 200 000 пасомых, поэтому численность униатов, несмотря на естественный прирост населения, оставалась практически неизменной.
Толчком к началу подготовки упразднения унии в пределах Российской империи послужил указ от 9 октября ст.ст. 1827 г. «О недозволении принимать в грекоуниатское монашество людей другого обряда», изданный Правительствующим Сенатом по повелению императора Николая I и по своей сути направленный на прекращение процессов латинизации церковной жизни униатов и полонизации униатского духовенства. В среде белого униатского клира он вызвал воодушевление. 5 ноября ст.ст. 1827 г. на имя директора Департамента духовных дел иностранных исповеданий Г.И. Карташевского поступила записка «О положении в России Униатской Церкви и средствах возвратить оную на лоно Церкви Православной», составленная заседателем 2-го департамента Римско-католической духовной коллегии от Луцкой епархии прелатом Иосифом Семашко. Записка включала в себя исторический очерк Брестской церковной унии, оценку положения униатской церкви в Российской империи и описание ряда мероприятий, с помощью которых униатское церковное объединение можно было направить к воссоединению с Православной Церковью. Свой поступок Семашко мотивировал тем, что путем самостоятельных богословских изысканий он пришел к выводу о православии Восточной Церкви, а также тем, что, в процессе своей практической церковной деятельности он убедился в бесперспективности попыток остановить поглощение унии Польским Католичеством, которое вело к денационализации населения белорусско-литовских губерний. Содержание записки было доложено императору Николаю І и вызвало его одобрение. Император поручил товарищу министра народного просвещения Д.Н. Блудову воплотить в жизнь предложения прелата Иосифа.
В марте 1828 г. в канцелярии Министерства народного просвещения был составлен «Всеподданейший доклад о преобразовании Греко-Униатской Церкви соответственно истинным потребностям и пользам принадлежащих сему исповеданию». В нем содержался детально разработанный во 2-м департаменте Римско-католической духовной коллегии под руководством прелата Иосифа Семашко план реформирования церковного организма унии. 22 апреля 1828 г. Правящий Сенат издал высочайший указ «Об учреждении Греко-униатской духовной коллегии», который положил начало преобразованиям.
К 1830 г. реформы в униатской церкви завершились. Они коснулись всех сторон жизни униатов: 1) учреждена отдельная Греко-униатская духовная коллегия; 2) 4 униатские епархии сведены в 2 – Белорусскую (с центром в Полоцке) и Литовскую (с центром в Вильно); 3) епархиальные капитулы заменены соборным духовенством; 4) сформированы 3 административные комиссии для управления общими имениями и капиталами греко-униатского духовного ведомства; 5) открыта Литовская епархиальная семинария в Успенском мужском монастыре в Жировичах (1828); 6) для униатских семинарий и духовных училищ приняты уставы, составленные по образцу действовавших в соответствующих православных учебных заведениях России; 7) положено отправлять униатских воспитанников на учебу в православные духовные академии и в Московский и Санкт-Петербургский университеты вместо католической Главной духовной семинарии при Виленском университете; 8) поощрена отдача духовенством детей в духовные училища; 9) безвозмездно передано униатским духовным учебным заведениям Синодальной комиссией духовных училищ более 1000 экземпляров православных учебных пособий; 10) монастыри подчинены епархиальным архиереям и намечено упразднение малонаселенных обителей с передачей их храмов белому духовенству, а капиталов на содержание духовных школ (из 83 монастырей продолжить функционирование могли 23); 11) назначены в консистории члены от иночествующих (на первый раз провинциалы и составлена для них инструкция, ограничивающая их власть); 12) запрещено принимать в униатское монашество лиц латинского обряда; 13) униатским монахам из латинян предоставлено право вернуться в прежний обряд; 14) положено монахов не посвящать в священный сан без предварительного рассмотрения и постановления консисторий; 15) определено, чтобы десятина, собираемая в пользу латинского клира с униатов, шла на содержание униатских священников; 16) запрещено приписывать униатских духовных лиц к костелам в качестве викарных; 17) распространены на детей униатского духовенства права и преимущества, принадлежавшие по закону детям православного духовенства; 18) несколько заслуженных священников награждены золотыми крестами с возведением их в звание соборных протоиереев; 19) издание униатских богослужебных книг могло осуществляться только с разрешения Греко-униатской духовной коллегии; 20) отменено право коляторства (патроната) помещиков над униатскими церквами; 21) для убеждения приходского духовенства в духовной необходимости возвращения униатов к православной вере Иосифом (Семашко), возведенным в сан епископа в 1829 г., на польский язык было переведено сочинение святителя Филарета Московского «Разговоры между испытующим и уверенным о Православии Греко-Российской Восточной Церкви».
Преобразования не касались канонического подчинения униатов Риму, их католического вероучения и литургической практики. Они вели не только к обособлению греко-католического духовенства от иерархии латинского обряда, пресечению влияния на униатов помещиков-католиков, сближению униатской и Православной Церквей в церковно-административной сфере и в области духовного образования, но и служили преодолению накопившихся в церковной жизни унии нездоровых явлений. Это не позволяло рассмотреть их конечную цель. Поэтому униатские епископы – митрополит Иосафат (Булгак), епископы Иаков (Мартусевич), Адриан (Головня), Кирилл (Сероцинский), – придерживавшиеся строгих католических взглядов, ничего не предприняли, чтобы помешать реформам. Попытки воспрепятствовать их проведению со стороны представителей руководства базилианского ордена и Римской курии не имели успеха, т.к. они рассматривали их как проявление очередной интриги в противостоянии клерикальных групп.
Успешное воплощение в жизнь плана перестройки церковного организма унии позволило епископу Иосифу (Семашко) 26 июля ст.ст. 1832 г. обратиться к Д.Н. Блудову (со 2 февраля ст.ст. 1832 г. министр внутренних дел) с предложением осуществить общее воссоединение униатов подчинением Греко-униатской духовной коллегии Св. Синоду, за которым должно было последовать постепенное слияние униатов с православными. Однако Св. Синод не был поставлен в известность о реализации проекта общего воссоединения. Поэтому после восстания сторонников возрождения Речи Посполитой 1830–1831 гг. на волне антипольских настроений в православном духовенстве возникла идея организовать миссию среди униатов. Ее поддержал обер-прокурор Св. Синода С.Д. Нечаев. По его инициативе 30 апреля ст.ст. 1833 г. была учреждена православная Полоцкая и Виленская епархия, управляющим которой был поставлен епископ Смарагд (Кржижановский). Он развернул кампанию по присоединению униатов. В 1833–1836 гг. ему удалось перевести из унии 158 972 чел., в основном белорусских крестьян в казенных имениях и владениях православных помещиков, а потому не подверженных моральному и экономическому влиянию католической шляхты. Эта миссия входила в противоречие с проектом общего воссоединения униатов, препятствовала установлению конструктивных взаимоотношений между униатским и православным духовенством и проводилась с использованием неприемлемых методов. Она вызвала недовольство епископа Иосифа (Семашко) и его единомышленников. Для сближения позиций православного духовенства и стремившихся к православию униатов в 1834 г. по инициативе епископа Иосифа императором Николаем І был учрежден Секретный комитет по делам греко-униатским (начал работу в 1835 г.). В его состав вошли Д.Н. Блудов, министр иностранных дел, С.Д. Нечаев, обер-прокурор Св. Синода, святитель Филарет (Дроздов), митрополит Московский и Коломенский, митрополит Новгородский, Санкт-Петербургский, Эстляндский и Финляндский Серафим (Глаголевский), архиепископ Тверской и Кашинский Григорий (Постников), митрополит греко-католической церкви в России Иосафат (Булгак), епископ Иосиф (Семашко), генерал П.А. Толстой, князь А.Ф. Голицын и действительный тайный советник А.С. Танеев.
Известны 3 протокола заседаний комитета, а также то, что в ходе его работы состоялось несколько отдельных заседаний узкого круга его членов: Д.Н. Блудова, С.Д. Нечаева, святителя Филарета и епископа Иосифа. Комитет принял ряд важных решений: подчинение униатских учебных заведений Комиссии духовных училищ Святейшего Синода, введение изучения православного катехизиса в униатских семинариях, восстановление иконостасов в униатских церквах, разрешение принимать детей униатов как духовного, так и светского звания в греко-российские духовные училища. В то же время Секретный комитет не сумел преодолеть противоречия во взглядах на подготовку общего воссоединения униатов с православными. Миссионерская активность последних была лишь ограничена составленной святителем Филаретом Московским секретной инструкцией под названием «Мысли и советы для православных архиереев, которых паствы сопредельны с разномыслящими в вере и уклонившимся от Православия». В ней рекомендовалось миролюбивое отношение к католикам латинского обряда и униатам, а в случае противоборства с их стороны действиям православного духовенства, архиереи, не вступая ни в какие пререкания, должны были сообщать о случившемся обер-прокурору Св. Синода. С присоединениями униатов к православию рекомендовалось не торопиться. Особо желательными считались переходы священников вместе со своими прихожанами. В присоединенных приходах священникам разрешалось носить сутаны и брить бороды.
Проявившаяся в действиях С.Д. Нечаева, епископа Смарагда (Кржижановского) и подчиненного ему духовенства неготовность православной стороны принять возвращение униатов в православие, послужила поводом для внесения в проект общего воссоединения важных изменений, приведших к его интенсификации. В октябре 1833 г. епископ Иосиф (Семашко) выступил с резкой критикой православной миссии и повторно выступил с предложением подчинить униатов Святейшему Синоду. Предложение не нашло поддержки. Однако Семашко полагал, что альтернативного пути упразднения унии не существует, поэтому по собственной инициативе он начал проводить подготовительные к передаче униатов в ведение Святейшего Синода мероприятия: 1) усиление позиций сторонников воссоединения в униатской иерархии (в 1833 г. в униатской церкви остались 2 епископа – митрополит Иосафат и епископ Иосиф); 2) делатинизацию униатского обряда. По его предложению в начале 1834 г. в состав униатского епископата были введены единомышленные ему духовные лица – протоиереи Антоний (Зубко) и Василий (Лужинский), которые были назначены викариями Литовской и Белорусской епархий соответственно. В сан епископа был также возведен протоархимандрит базилианского ордена Иосафат (Жарский). Епископ Иосафат не сочувствовал православию, но ради хиротонии согласился дать подписку о желании присоединиться к Русской Православной Церкви в любое время. 7 февраля ст.ст. 1834 г. решением Греко-униатской духовной коллегии, одобренным всеми униатскими архиереями, в богослужебную практику униатской церкви вводилась православная богослужебная литература, богослужебная утварь и священнические облачения, а также было положено начало перестройке униатских церквей согласно восточной традиции и очищению богослужения от латинских наслоений. В Жировичском Успенском мужском монастыре при Литовской духовной семинарии была учреждена Комиссия по обучению приходских священников православному богослужению и правильному чтению церковнославянских текстов. Литургическое сближение униатов с православными вызвало протест священников Новогрудского деканата (57 человек). Разбирательство выявило двух его зачинщиков, которые были отправлены на покаяние в Вольнянский монастырь, а затем переведены на причетнические должности. Остальные согласились с делатинизацией униатского обряда, т.к. их протест не носил обдуманного характера и был инициирован сторонним влиянием.
24 февраля ст.ст. 1836 г. исполнение обязанностей обер-прокурора Святейшего Синода было временно поручено графу Н.А. Протасову, который 25 июня ст.ст. 1836 г. занял эту должность. Новоназначенный обер-прокурор 4 января ст.ст. 1837 г. получил от епископа Иосифа (Семашко) записку «О положении униатского дела и способах доведения оного к предположенной цели». В ней в очередной раз предлагалось завершить подготовку общего воссоединения подчинением униатов Святейшему Синоду и сообщалось, что только в 1834 г. из унии в костелы перешли 25 000 чел. Последнее вызвало заинтересованность Протасова, поскольку свидетельствовало о неоднозначности миссионерских успехов епископа Смарагда (Кржижановского).
1 января ст.ст. 1837 г. Греко-униатская духовная коллегия была выведена из подчинения Департамента духовных дел иностранных исповеданий в структуре МВД и передана в ведомство Правительствующего Сената. Одновременно контроль за управлением униатской церкви передавался в руки обер-прокурора Святейшего Синода. В июне 1837 г. епископ Смарагд был переведен на Могилевскую кафедру, организованная им миссия прекратилась сама собой.
Изменение ситуации послужило для епископа Иосифа (Семашко) поводом, чтобы продемонстрировать Н.А. Протасову готовность униатов к воссоединению и подтолкнуть обер-прокурора на решительные шаги. Для этого в обеих униатских епархиях он организовал среди священников сбор подписок об их желании присоединиться к Православной Церкви. Эта кампания, проводившаяся как лично епископом Иосифом, так и его ближайшими сотрудниками, открыла, что последовательное приведение в жизнь литургической реформы в Литовской епархии под руководством преосвященного Иосифа, собравшего вокруг себя широкий круг единомышленников, привело к откровенному обсуждению перспективы воссоединения среди униатских духовных лиц. Аргументы сторонников воссоединения оказались убедительными. В результате бóльшая часть духовенства Литовской епархии была согласна на православие. В Белорусской епархии среди униатского духовенства оставалось значительное число лиц, не определившихся со своим отношением к православию и сложилась небольшая группа влиятельного духовенства, тайно противодействовавшего их сближению с православными (А. Томковид, И. Игнатович, В. Копецкий, И. Малишевский, И. Точитский, К. Мальчевский и др.). Усилиям этой группы способствовала недостаточная энергия в проведении литургической реформы, проявленная викарием Полоцкой епархии епископом Василием (Лужинским), который был ограничен в своих действиях правящим архиереем митрополитом Иосафатом (Булгаком), и миссионерская деятельность епископа Смарагда, возбудившая антиправославные настроения среди униатов. Разная степень глубины подготовительных к общему воссоединению мероприятий определила разный результат в сборе подписок. К 15 августа ст.ст. 1838 г. письменно изъявили желание присоединиться к православию 876 белых священников (718 в Литовской епархии, 158 в Белорусской епархии), и 56 монахов (42 в Литовской епархии и 14 в Белорусской). В это время в обеих епархиях числилось 1509 белых священников и 228 монахов. Всего к февралю 1839 г. письменное согласие на воссоединение выразили 1305 священнослужителей.
В первой половине 1838 г. скончались митрополит Иосафат (Булгак) и епископ Иосафат (Жарский), остававшиеся последними сторонниками сохранения унии из числа иерархов униатской церкви. В связи со смертью митр. Иосафата, занимавшего три поста: митрополита, председателя Греко-униатской духовной коллегии и правящего епископа Белорусской епархии, встал вопрос о замещении этих должностей. После совещания обер-прокурора Св. Синода графа Н.А. Протасова с Д.Н. Блудовым, святителем Филаретом Московским и Киевским митрополитом Филаретом (Амфитеатровым) 2 марта ст.ст. 1838 г. епископ Иосиф (Семашко) был назначен на должность председателя Греко-униатской духовной коллегии. Управляющим Белорусской епархией стал епископ Василий (Лужинский). Вопрос о назначении униатского митрополита остался открытым.
Новая иерархическая ситуация и успехи в сборе подписок подтолкнули Н.А. Протасова к выяснению готовности униатов на воссоединение. По его ходатайству в июне 1838 г. в западные губернии был направлен чиновник Святейшего Синода для особых поручений камергер В. Скрипицын. Скрипицын посетил 54 прихода, 8 мужских и 2 женских монастыря в Литовской епархии, 23 прихода, 2 мужских и 1 женский монастырь в Белорусской. Он выяснил, что из 1225 приходских и 163 приписных церквей и 463 часовен по греко-восточному обряду устроено 1363 храма (573 в Белорусской и 790 в Литовской епархиях) и в них может совершаться правильное православное богослужение. Скрипицын отметил, что в числе согласных на воссоединение «состоит все высшее образованное духовенство, в коем сосредотачивается вся моральная сила его». Сомневающимися в справедливости разрыва унии камергер назвал 151 священника и монаха, что не учитывало значительное количество духовных лиц, к которым за подписками еще не успели обратиться, а также безместных и заштатных священников (59 человек в Литовской епархии, 136 человек в Белорусской).
Оптимизм В. Скрипицина оказался преувеличенным. Сбор подписок вызвал протест 111 священников Белорусской епархии, которые 16 сентярбря ст.ст. 1838 г. собрались в с. Церковна Дриссенского уезда и выступили с требованием его прекратить. В случае его продолжения они выразили готовность перейти в латинский обряд. Этот протест был вызван как влиянием местных помещиков-католиков, так и группой противников православия, сложившейся в духовенстве Белорусской епархии. Чтобы его остановить униатскому священноначалию пришлось применить меры строгости к 28 священнослужителям (перевод на другой приход, помещение до покаяния в монастырь, изведение на причетническую должность, высылка в великороссийские губернии). Подобный Церковлянскому протест с такими же последствиями имел место осенью 1838 г. в Белостокском деканате Литовской епархии, где несогласие с воссоединением выразили 15 священников.
Протесты униатского духовенства, с одной стороны, задержали окончательное решение униатского вопроса, с другой стороны, раскрыли для правительственных кругов сложность проходивших в унии процессов, которые требовали взвешенного подхода к решению проблем и привлечение высших государственных инстанций. В декабре 1838 г. Н.А. Протасов инициировал создание Секретного комитета для совещания о мерах касательно воссоединения Греко-униатской Церкви. В его состав вошли: Главный начальник Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, шеф жандармов генерал А.Х. Бенкендорф, министр государственных имуществ генерал П.Д. Киселев, обер-прокурор Святейшего Синода граф Н.А. Протасов и министр внутренних дел Д.Н. Блудов. На заседаниях комитета 22 и 26 декабря ст.ст. 1838 г. были рассмотрены письменные мнения о возможности упразднения униатской церкви епископа Иосифа (Семашко), святителя Филарета Московского, митрополита Киевского Филарета (Амфитеатрова) и епископа Антония (Зубко). Все архиереи высказались в пользу скорейшего воссоединения. Епископ Иосиф полагал, что оно должно заключаться в передаче Греко-униатской духовной коллегии от Правительствующего Сената Святейшему Синоду, после чего должен был последовать длительный процесс включения согласных на православие униатов в состав Русской Православной Церкви без перемены внешнего вида священников и вмешательства в сложившиеся в унии церковные традиции, если таковые не противоречат вероучению Православной Церкви. Признаком завершения воссоединения приходов и монастырей Семашко считал поминание за богослужением Святейшего Синода вместо Папы Римского и исключение из Символа Веры слов «и Сына». Епископ Иосиф высказался против проведения Собора униатского духовенства, полагая, что на нем могут возникнуть разногласия. Святитель Филарет Московский усматривал в таком подходе опасность, заключавшуюся в том, что по предоставленным ему сведениям 421 униатский священник и 172 монаха еще не дали подписки о согласии на воссоединение. Выражая опасение, что эти люди могут спровоцировать волнения, он предложил провести Собор униатского духовенства, на котором будет принято Соборное обращение униатской иерархии к Святейшему Синоду с просьбой о присоединении. При этом бывшим униатам следовало оставить те обычаи и привычки, которые не противоречили православному вероучению. Секретный комитет утвердил план святителя Филарета и разработал основные положения Соборного Акта, которые должны были одобрить и подписать члены предстоящего Собора, а также дальнейший порядок действия униатской иерархии. Принимая во внимание то, что после воссоединения священники лишатся материальной поддержки со стороны помещиков-католиков, комитет счел необходимым выделить из средств Комиссии духовных училищ Святейшего Синода сумму в 360 000 руб. для выплаты пособий духовенству. Впоследствии предполагалось выделение священникам земли из помещичьих угодий.
На заседании 4 января ст.ст. 1839 г. члены Секретного комитета разработали секретную инструкцию генерал-губернаторам западных губерний, предоставлявшую им особые полномочия на период воссоединения: 1) наблюдать, чтобы католическое духовенство и помещики не мешали воссоединению униатов; 2) разрешить назначение для наблюдения за ходом дел на 3 года в каждую губернию по одному чиновнику для особых поручений; 3) возложить прямую ответственность и наблюдение за крестьянами на помещиков; 4) избрать удобные пункты в селениях для размещения войск на случай возникновения беспорядков; 5) выслать униатских священников, не повинующихся начальству, в монастыри великорусских губерний; 6) за соучастие в противодействиях воссоединению лишать занимаемых должностей предводителей дворянства и чиновников; 7) предавать военному суду католическое духовенство за вооруженные выступления; 8) для быстрого успеха в деле воссоединения ходатайствовать о наградах и денежных пособиях духовным, военным и гражданским лицам; 9) вышеперечисленные меры употреблять в случае необходимости, «генерал-губернаторы прежде всяких официальных мер строгости обязаны действовать лично внушениями и увещаниями». 8 апреля ст.ст. 1839 г. секретная инструкция была подписана императором.
Ход Полоцкого Собора и усвоение церковным организмом разрыва Брестской унии.
Униатская иерархия согласилась с решениями Секретного комитета. Собор был назначен в день Торжества Православия 12 февраля ст.ст. 1839 г. в Полоцке. Он состоял в торжественном богослужении, на котором в тексте Символа веры было опущено filioque и вместо имени Папы Римского поминались Св. Синод Русской Православной Церкви и предстоятели всех Православных Поместных Церквей. Накануне Собора всеми его участниками были рассмотрены, одобрены и подписаны подготовленные заранее документы, к которым прилагались 1305 собственноручно написанных священниками подписок о желании присоединиться к Православной Церкви. Соборный Акт подписали: епископы: Иосиф, епископ Литовский, Василий, епископ Оршанский, управляющий Белорусской епархией, Антоний, епископ Брестский, викарий Литовской епархии; заседатели Греко-униатской духовной коллегии соборные протоиереи: Игнатий Пильховский, Иоанн Конюшевский, Лев Паньковский; председатель Литовской консистории, соборный протоиерей Антоний Тупальский, председатель Белорусской консистории, Ректор Полоцкой семинарии соборный протоиерей Михаил Шелепин, вице-председатель Литовской консистории соборный протоиерей Михаил Голубович (впоследствии архиепископ), в должности Ректора Литовской семинарии соборный протоиерей Фердинанд Гомолицкий, вице-председатель Белорусской консистории протоиерей Константин Игнатович, член Литовской консистории и эконом Литовской семинарии игумен Иосаф (Вышинский), член Белорусской консистории игумен Иосиф (Новицкий), инспектор Полоцкой семинарии, соборный протоиерей Фома Малишевский (впоследствии епископ Филарет), инспектор Литовской семинарии иеромонах Игнатий (Железовский; впоследствии епископ), ключарь Полоцкого Софийского кафедрального собора соборный протоиерей Михаил Копецкий, эконом Белорусской семинарии соборный протоиерей Иоанн Щенснович, заседатель Литовской консистории соборный протоиерей Плакид Янковский, заседатель Белорусской консистории протоиерей Иоанн Глыбовский, заседатель Литовской консистории иерей Григорий Куцевич, заседатель Белорусской консистории иерей Иоанн Щенснович, заседатель Белорусской консистории иерей Фома Околович, в должности секретаря при епископе Иосифе (Семашко) иеромонах Фауст (Михневич), в должности секретаря при епископе Антонии (Зубко) иеромонах Петр (Михалевич).
После получения прошения от униатской иерархии, император Николай І повелел Святейшему Синоду составить согласное с каноническими правилами Православной Церкви постановление о произошедшем событии. 25 марта ст.ст., в праздник Благовещения Пресвятой Девы Марии, император утвердил это постановление резолюцией: «Благодарю Бога и принимаю». 30 марта ст.ст. Иосиф (Семашко) был возведен в сан архиепископа, в присутствии членов Святейшего Синода ему была вручена Синодальная грамота воссоединенным епископам с паствою, дано братское лобзание всех синодальных членов и совершен в Синодальной церкви благодарственный молебен. В память воссоединения униатов была выбита медаль. На ее лицевой стороне лик Спасителя на убрусе с надписью сверху: «Такова имамы первосвященника» (Евр. 8, 1); внизу: «Отторженные насилием (1595), воссоединены любовию (1839)». На обратной стороне восьмиконечный крест в лучах с надписью вверху: «Торжество Православия» и внизу: «25 марта 1839».
Согласно постановлению Секретного комитета от 22 и 26 декабря ст.ст. 1838 г. всенародное объявление об упразднении унии было отложено. Святейший Синод издал исполнительный указ, с которым следовало ознакомить присоединяемое духовенство. В первую очередь его содержание доводилось лицам, подписавшим Соборный Акт Полоцкого Собора, затем всем, кто ранее дал подписки о воссоединении. Не выразивших письменно желание оставить унию к этому времени в Литовской епархии насчитывалось 116 священников и 95 монахов, а в Белорусской соответственно 305 и 77. Их сначала убеждали дать подписки, после чего исполнительный указ об упразднении унии доводился до их сведения. За подписками не обращались к безместным и престарелым священникам. Свидетельством присоединения к православию монастырей и приходских храмов считалось прекращение за богослужением поминания Римского Первосвященника, введение поминания Святейшего Синода и исключение из Символа Веры слов «и Сына», верующие считались воссоединенными с Православной Церковью по факту исповеди и принятия Таинства Причастия у согласившихся на православие священников, что соответствовало предложению епископа Иосифа (Семашко), высказанному в 1832 г. В 1839–1840 гг. в Литовской епархии от приходских священников и монашествующих было получено 146 подписок о присоединении. Такая же работа проводилась в Белорусской епархии, где вопреки постановлению Секретного комитета епископ Василий (Лужинский) всенародно объявил о воссоединении вскоре после Полоцкого Собора. Параллельно, чтобы поставить верующих в известность о совершившейся перемене их конфессиональной принадлежности в соборных храмах крупных городов в феврале-мае 1839 г. был проведен ряд совместных богослужений воссоединенного и староправославного (в официальных источниках – «древлеправославного») духовенства, в которых участвовало от 50 до 150 священнослужителей. Волнений прихожан во время совместных богослужений отмечено не было. Отряд войск, сосредоточенный для пресечения возможных беспорядков (150 казаков 29 донского казачьего полка, прибывшие в Витебск 12 марта ст.ст., и 440 солдат под командой шести офицеров, расквартированных в окрестностях Полоцка), не понадобился.
К 4 июля ст.ст. 1839 г. во всех благочиниях и монастырях Литовской епархии духовенству было объявлено о разрыве союза с Римом. 4 октября того же года епископ Иосиф сообщил в Святейший Синод, что во всех храмах его епархии более не поминается Папа, а Символ Веры поется без filioque. В Белорусской епархии перейти в православие в 1839 г. отказались прихожане Дерновицкого прихода (согласились воссоединиться в 1846 г.) и приходов, расположенных в Овручском уезде Киевской губ. (воссоединились в октябре 1839 г.). 1 октября ст.ст. 1839 г. произошло всенародное объявление об упразднении унии в границах Российской империи. Уния продолжила существование только в Холмской епархии, расположенной в Царстве Польском, где воссоединение состоялось в 1875 г.
Римская курия восприняла известие о Полоцком Соборе со сдержанностью. 22 ноября ст.ст. 1839 г. папа Григорий XVI издал аллокуцию, в которой обвинял униатских епископов в отступничестве, но не критиковал правительство императора Николая І из опасений вызвать его недовольство с последствиями для католиков, проживавших в пределах Российской империи.
По итогам Полоцкого Собора с Русской Православной Церковью воссоединились 3 епископа, свыше 1700 священников, более 200 монашествующих, 1227 приходов с 1 600 000 верующими (по Литовской епархии 986249 человек, по Белорусской – 613751 человек). Полоцкий Собор завершил воссоединение униатов, ставших подданными Российской империи в последней четверти XVIII в. Всего в 1780–1839 гг. в православное вероисповедание вернулось 3 448 226 верующих. Учитывая первоначальное число униатов (4 653 379) и естественный прирост населения белорусско-литовских губерний, который должен был составить 514 000 чел. (в 1782–1857 гг. прирост населения составлял 0, 17%), можно сделать вывод, что в эти десятилетия из унии в латинский обряд перешли не менее 1 719 153 человек.
Включение воссоединенного церковного объединения в состав Русской Православной Церкви потребовало комплексного решения духовных, церковно-административных, церковно-строительных и иных задач, преодоления социальных и материальных проблем. Бывшие униаты значительно отличались от прочих православных. Их общины были рассеяны по обширным пространствам современных Беларуси, Литвы и Украины, в некоторых местностях они располагались в гуще староправославного населения. Воссоединенные приходские храмы были очень бедными и часто выглядели убого. В них стояли на скорую руку сколоченные из простых досок с минимальным количеством православных и униатских икон иконостасы, имелось большое количество католических икон, литургических сосудов, облачений, монстранций и проч. Богослужение во многих местах совершалось и по православным, и по униатским книгам, не единообразно. В службах использовались колокольчики, после служб и во время погребений пелись песнопения на польском языке. Праздновались католические праздники, крестные ходы совершались по чину Римской Церкви. Духовенство имело вид ксендзов. В общении с прихожанами священники использовали местные белорусские диалекты, но в церковной проповеди и в домашнем быту употребляли польский язык. Многие жены священников и их дети были католиками латинского обряда. Принципы материального обеспечения воссоединенного клира существенно отличались от принципов содержания духовенства во внутренних губерниях России. Церкви пользовались фундушами. Им принадлежали имения с крепостными крестьянами. Духовные лица, особенно происходившие из шляхетских родов, имели земельные владения, иногда и крепостных. Особенностями отличались взаимоотношения духовенства и простого народа. Священники относили себя к высшему сословию, а потому часто свысока смотрели на свою паству. Верующие молились по-польски, не носили нательных крестиков, приветствовали друг друга словами: «Нех бендзе похвалёны Езус Хрыстус», во время служб шепотом читали молитвы по польским молитвенникам. В их среде сохранялся дух православного благочестия, но формы благочестия были польские и латинские. Многие посещали костелы. Задача слияния бывших униатов с остальной частью Русской Церкви осложнялась продолжающимся экономическим, культурным, моральным господством католической польской и полонизированной белорусской знати.
На первоначальном этапе решение поставленных Полоцким Собором задач возлагалось на бывшее Высшее церковное управление униатской церкви – Греко-униатскую духовную коллегию, переименованную после воссоединения в Белорусско-Литовскую духовную коллегию. Ее председателем был назначен архиепископ Иосиф (Семашко). Коллегии подчинялись десять православных епархий, на территории которых проживали бывшие униаты.
В 1840–1841 гг. в белорусско-литовских губерниях были пересмотрены границы епархий, совершено перемещение архиереев и рукоположение новых епископов, проведено причисление староправославных и воссоединенных приходов к епархиям, в пределах которых они действительно состояли. В рамках иерархических и церковно-административных преобразований воссоединенная Литовская епархия, на 100% состоявшая из бывших униатов, продолжила существование с наименованием «Литовская и Виленская». Ее управление было оставлено архиепископу Иосифу (Семашко). Воссоединенный епископ Антоний (Зубко) возглавил староправославную Минскую епархию, которая после передачи ей воссоединенных на 60% оказалась составленной из бывших униатов. Воссоединенная Белорусская епархия упразднялась. Управлявший ею епископ Василий (Лужинский) возглавил староправославную Полоцкую кафедру, переименованную в «Полоцкую и Витебскую» и ограниченную пределами Витебской губернии. Одновременно с этим церкви Литовской епархии, располагавшиеся в границах Минской губернии, передавались в Минскую епархию, а церкви Минской епархии, находящиеся в пределах Гродненской губернии и Белостокской области, перечислялись в состав Литовской епархии. Минская епархия из «Минской и Гродненской» была переименована в «Минскую и Бобруйскую», викарию Литовской епархии повелевалось именоваться не «Пинским», а «Брестским». Такое же перераспределение храмов произошло между Полоцкой, Литовской и Минской епархиями, а также между Полоцкой и Могилевской епархиями.
В результате церковно-административных и иерархических преобразований староправославные и воссоединенные приходы оказались соединены в одно целое. Для их полного слияния Святейший Синод: 1) распространил на воссоединенных из унии «преосвященных и духовенство всех тех постановлений, которые относятся к правам и обязанностям древлеправославных преосвященных и духовенства»; 2) разрешил воссоединенным и староправославным священникам поручать друг другу исправление духовных треб своим прихожанам; 3) прекратил судебные дела о совращениях православных в унию; 4) издал предписание римско-католическому духовенству, чтобы оно не полагало различий между воссоединенными и староправославными и вывело из использования название «униаты».
20 июля ст.ст. 1842 г. вышел закон «Об обеспечении православного сельского духовенства», явившийся завершением секуляризации церковных земель в Российской империи. Цели закона состояли в унификации материального содержания воссоединенного и староправославного духовенства, в обеспечении достаточного содержания приходского клира с устранением платы за требоисправление, как причины взаимного недовольства священников и верующих. Согласно этому закону священники должны были иметь следующие источники содержания: 1) казенное жалование; 2) церковные земельные наделы в 36 десятин (1 десятина – 1, 09 га); 3) обработка из них 10 десятин в пользу священника прихожанами; 4) доставка от них же руги; 5) приходские помещения с ремонтом и отоплением их от прихожан; 6) доходы от них же. При введении были составлены штаты архиереев, монастырей, приходских храмов, и в казну были взяты населенные имения, со времени унии принадлежавшие некоторому числу приходов.
По мере административно-иерархического обустройства западных епархий их управления выходили из подчинения Белорусско-Литовской духовной коллегии. В 1841 г. этот процесс оказался завершенным. В результате епархиальное ведомство полностью выпало из ее компетенции. Постепенно из ведения коллегии были изъяты училищное управление и принадлежавшие духовенству населенные имения, после чего это учреждение утратило все свои функции. В августе 1843 г. Белорусско-Литовская духовная коллегия была закрыта. С ее упразднением закончился период, в продолжение которого произошло церковно-административное слияние бывших белорусско-украинско-литовских униатов с Русской Православной Церковью.
В продолжение 1840–1850 гг. происходило литургическое и духовное объединение воссоединенных с полнотой Русской Православной Церкви. Оно было в значительной степени осложнено как тайным противоборством со стороны католического духовенства и католической шляхты, могущество которых в белорусско-литовских губерниях воссоединение униатов поколебало, но не разрушило, так и непониманием сложности происходившего в церковной жизни поворота со стороны правительственных кругов империи. Положение бывших униатов стало особенно уязвимым после заключения в 1847 г. между Российской империей и Римско-католической Церковью конкордата, воодушевившего католическое духовенство и польских патриотов, давшего толчок консолидации их сил и парализовавшего российскую администрацию белорусско-литовских губерний. В результате до начала 1860-х гг. ни церковностроительное дело, ни материальное обеспечение приходского клира, ни иноческая жизнь в воссоединенных монастырях не достигли желаемого уровня. Не были преодолены и униатские привычки воссоединенного духовенства и верующих, что давало почву для появления мнения о провале упразднения унии, которое высказывали некоторые православные иерархи и представители российской власти. Тем не менее, в этот период воссоединенным епископам удалось укрепить подчиненное духовенство в православии и воспитать новое поколение священников, которые по своему образованию и духовному облику уже в полной мере соответствовали православному духовенству, что медленно, но верно оказывало соответствующее влияние на простой народ. Окончательным завершением этого процесса можно считать события восстания 1863–1864 гг., показавшее нежелание верующих возвращаться в унию, к чему их призывали руководители восставших.
Меры воздействия на униатское духовенство в ходе подготовки Полоцкого Собора и количество несогласных с его решением греко-католических священников
В историографии Полоцкого Собора встречаются мнения о преследованиях верных унии священнослужителей. Католические историки насчитывают от 92 до 160 заключенных в православные монастыри, брошенных в тюрьмы, сосланных на каторжные работы и в Сибирь униатских духовных лиц. Однако согласно документальным свидетельствам в процессе подготовки и совершения воссоединения никто из униатских священников и монахов не подвергался ни гражданскому административному, ни уголовному наказанию. Их позиция рассматривалась как неподчинение епархиальной власти, поэтому все действия в отношении представителей греко-католического клира, не согласных на православие, предпринимались не государственными властями, а униатским епархиальным начальством в рамках церковных канонов и традиций.
В ходе реализации проекта общего воссоединения униатов можно выделить две волны несогласия священнослужителей со сближением унии с православием. Они были вызваны разными причинами и были разделены географически и хронологически. Первые волнения имели место в связи с делатинизацией униатского богослужения в 1834–1835 гг. в некоторых благочиниях Литовской епархии и не коснулись духовенства Белорусской епархии. Всего отказались участвовать в литургической реформе в это время 57 священников (коллективный протест духовенства Новогрудского деканата), из которых твердость проявили лишь двое. Вторая волна поднялась в 1838–1839 гг. в связи со взятием от священников подписок о желании присоединиться к Православной Церкви в любое время и проведением Полоцкого Собора. Эта волна прокатилась в рядах духовенства Белорусской кафедры – 111 священников Витебской, Минской и Могилевской губерний, подписавших протест против упразднения унии, и незначительно задела клир Литовской епархии – 15 священников Белостокского благочиния. Основным средством воздействия на духовенство, которое использовали стремящиеся к воссоединению епископы и их единомышленники, было убеждение. В некоторых случаях частные беседы не достигали цели. Мерами воздействия на несогласных были: 1) перемещение на другие приходы; 2) временное отстранение от священнических обязанностей с переводом на причетнические должности; 3) помещение на епитимию до раскаяния в непослушании в униатские монастыри: Вербиловский, Тадулинский, Любарский, Тригурский, Оршанский; 4) высылка в великорусские губернии. Первые 3 меры в 1835–1839 гг. были применены к 61 священнослужителю, из которых 47 принесли покаяние и вернулись к исполнению священнических обязанностей, 13 упорствовали, 1, перешедший в унию из латинского обряда, вышел из состава униатского духовенства. 4-я мера применялась в феврале-марте 1839 г. Из мест компактного проживания воссоединенных, согласно решению Секретного комитета, были удалены 36 духовных лиц, которые выступили против воссоединения (включая 13, проявивших упорство при проведении литургической реформы и не изменивших свою позицию): 20 чел. поместили в специально устроенной в г. Курске обители (просторный дом с устроенной внутри церковью, окруженный садом), содержащейся на средства Белорусско-Литовской духовной коллегии, 16 чел. разместили в Черниговской (7), Орловской (3), Рязанской (3), Вологодской (1), Владимирской (1), Смоленской (1) губерниях на свободном поселении или в православных мон-рях. В итоге общее количество священников, подвергнутых всем видам воздействия в ходе подготовки Полоцкого Собора составляет 84 человека.
В 1842 г. Курская обитель была закрыта: 5 иноков вышли светское звание, 7 были перевели в воссоединенные мон-ри (их поведение уже не считалось вредным для воссоединенной паствы), 8 разместили в мон-рях великорусских епархий.
В 1845 г. по инициативе министра государственных имуществ П.Д. Киселева было проведено официальное расследование положения не согласившихся на православие униатских духовных лиц, что было вызвано передачей ему во время его пребывания во Франции частного письма, содержащего список «бедных униатских священников, которые претерпевают величайшие гонения». Письмо было составлено в среде польской эмиграции, на основании сведений священника Ильи Андрушкевича. В письме назывались имена 60 греко-католических священнослужителей. Расследование открыло, что 8 человек из этого списка приняли православие и вернулись к монастырским послушаниям или церковно-приходскому служению, 20 человек выбрали свободное поселение с пенсией от российского правительства в 350 руб. в год, 2 изъявили желание остаться на содержании православных монастырей, 1 вышел в светское звание, 4 священника к 1845 г. скончались, 4 никогда не высылались из белорусско-литовских губерний, 20 имен принадлежали людям никакого отношения к униатскому духовенству не имевшим, либо наказанным по военносудебным делам, относящимся к событиям восстания 1830–1831 гг., 3 имени повторены дважды для увеличения списка. 20 клириков, которые предпочли свободное поселение с содержанием от правительства, избрали для жительства те города, где имелись костелы: Чернигов, Полтава, Брянск, Воронеж, Харьков, Симбирск, Нежин, Ярославль, Казань, Саратов, Нижний Новгород. Им не навязывали переход в господствующее вероисповедание. Таким образом, в 1839–1845 гг. количество проявивших твердость в католическом вероисповедании униатских священнослужителей не превышало 30 чел., что составляет 1,8% от общего числа согласившихся с решением Полоцкого Собора священников.
Значение Полоцкого Собора
Полоцкий Собор значительно расширил сферу влияния православия в западных губерниях Российской империи, напомнил русскому духовенству о важности соборности в жизни Церкви, но на практике мало повлиял на жизнь Русской Православной Церкви в XIX в., связанной синодальной системой управления. Наибольшее значение Полоцкий Собор имеет для современной белорусской части Русской Православной Церкви, духовно-культурного и национального становления белорусского народа, т.к. из 1 600 000 воссоединившихся с православием в 1839 г. униатов 1 500 000 были белорусами. В начале XIX в. белорусско-литовские губернии представляли преимущественно католический край, где на 500 православных приходов приходилось 1 500 униатских. После Полоцкого Собора Белоруссия превратилась в православную страну. В начале XXI в. в Республике Беларусь 85% верующих причисляют себя к Православной Церкви исключительно благодаря событиям, связанным с подготовкой и осуществлением Полоцкого Собора, а в дальнейшем с интеграцией бывших униатов в состав Русской Церкви. Прочность позиций Православной Церкви в белорусско-литовских губерниях после Полоцкого Собора была проверена восстанием 1863–1864 гг. Революционеры, выступавшие за возрождение Речи Посполитой с Белорусскими и Украинскими территориями в ее составе, призывали к восстановлению унии, но воссоединенные священнослужители и верующие предпочитали быть ограбленными, избитыми, оскорбленными действием, принять мучительную смерть, но не соглашались вступать в ряды повстанцев, тем самым засвидетельствовав религиозную и народную справедливость упразднения унии в 1839 г.
Униатская иерархия согласилась с решениями Секретного комитета. Собор был назначен в день Торжества Православия 12 февраля ст.ст. 1839 г. в Полоцке. Он состоял в торжественном богослужении, на котором в тексте Символа веры было опущено filioque и вместо имени Папы Римского поминались Св. Синод Русской Православной Церкви и предстоятели всех Православных Поместных Церквей. Накануне Собора всеми его участниками были рассмотрены, одобрены и подписаны подготовленные заранее документы, к которым прилагались 1305 собственноручно написанных священниками подписок о желании присоединиться к Православной Церкви. Соборный Акт подписали: епископы: Иосиф, епископ Литовский, Василий, епископ Оршанский, управляющий Белорусской епархией, Антоний, епископ Брестский, викарий Литовской епархии; заседатели Греко-униатской духовной коллегии соборные протоиереи: Игнатий Пильховский, Иоанн Конюшевский, Лев Паньковский; председатель Литовской консистории, соборный протоиерей Антоний Тупальский, председатель Белорусской консистории, Ректор Полоцкой семинарии соборный протоиерей Михаил Шелепин, вице-председатель Литовской консистории соборный протоиерей Михаил Голубович (впоследствии архиепископ), в должности Ректора Литовской семинарии соборный протоиерей Фердинанд Гомолицкий, вице-председатель Белорусской консистории протоиерей Константин Игнатович, член Литовской консистории и эконом Литовской семинарии игумен Иосаф (Вышинский), член Белорусской консистории игумен Иосиф (Новицкий), инспектор Полоцкой семинарии, соборный протоиерей Фома Малишевский (впоследствии епископ Филарет), инспектор Литовской семинарии иеромонах Игнатий (Железовский; впоследствии епископ), ключарь Полоцкого Софийского кафедрального собора соборный протоиерей Михаил Копецкий, эконом Белорусской семинарии соборный протоиерей Иоанн Щенснович, заседатель Литовской консистории соборный протоиерей Плакид Янковский, заседатель Белорусской консистории протоиерей Иоанн Глыбовский, заседатель Литовской консистории иерей Григорий Куцевич, заседатель Белорусской консистории иерей Иоанн Щенснович, заседатель Белорусской консистории иерей Фома Околович, в должности секретаря при епископе Иосифе (Семашко) иеромонах Фауст (Михневич), в должности секретаря при епископе Антонии (Зубко) иеромонах Петр (Михалевич).
После получения прошения от униатской иерархии, император Николай І повелел Святейшему Синоду составить согласное с каноническими правилами Православной Церкви постановление о произошедшем событии. 25 марта ст.ст., в праздник Благовещения Пресвятой Девы Марии, император утвердил это постановление резолюцией: «Благодарю Бога и принимаю». 30 марта ст.ст. Иосиф (Семашко) был возведен в сан архиепископа, в присутствии членов Святейшего Синода ему была вручена Синодальная грамота воссоединенным епископам с паствою, дано братское лобзание всех синодальных членов и совершен в Синодальной церкви благодарственный молебен. В память воссоединения униатов была выбита медаль. На ее лицевой стороне лик Спасителя на убрусе с надписью сверху: «Такова имамы первосвященника» (Евр. 8, 1); внизу: «Отторженные насилием (1595), воссоединены любовию (1839)». На обратной стороне восьмиконечный крест в лучах с надписью вверху: «Торжество Православия» и внизу: «25 марта 1839».
Согласно постановлению Секретного комитета от 22 и 26 декабря ст.ст. 1838 г. всенародное объявление об упразднении унии было отложено. Святейший Синод издал исполнительный указ, с которым следовало ознакомить присоединяемое духовенство. В первую очередь его содержание доводилось лицам, подписавшим Соборный Акт Полоцкого Собора, затем всем, кто ранее дал подписки о воссоединении. Не выразивших письменно желание оставить унию к этому времени в Литовской епархии насчитывалось 116 священников и 95 монахов, а в Белорусской соответственно 305 и 77. Их сначала убеждали дать подписки, после чего исполнительный указ об упразднении унии доводился до их сведения. За подписками не обращались к безместным и престарелым священникам. Свидетельством присоединения к православию монастырей и приходских храмов считалось прекращение за богослужением поминания Римского Первосвященника, введение поминания Святейшего Синода и исключение из Символа Веры слов «и Сына», верующие считались воссоединенными с Православной Церковью по факту исповеди и принятия Таинства Причастия у согласившихся на православие священников, что соответствовало предложению епископа Иосифа (Семашко), высказанному в 1832 г. В 1839–1840 гг. в Литовской епархии от приходских священников и монашествующих было получено 146 подписок о присоединении. Такая же работа проводилась в Белорусской епархии, где вопреки постановлению Секретного комитета епископ Василий (Лужинский) всенародно объявил о воссоединении вскоре после Полоцкого Собора. Параллельно, чтобы поставить верующих в известность о совершившейся перемене их конфессиональной принадлежности в соборных храмах крупных городов в феврале-мае 1839 г. был проведен ряд совместных богослужений воссоединенного и староправославного (в официальных источниках – «древлеправославного») духовенства, в которых участвовало от 50 до 150 священнослужителей. Волнений прихожан во время совместных богослужений отмечено не было. Отряд войск, сосредоточенный для пресечения возможных беспорядков (150 казаков 29 донского казачьего полка, прибывшие в Витебск 12 марта ст.ст., и 440 солдат под командой шести офицеров, расквартированных в окрестностях Полоцка), не понадобился.
К 4 июля ст.ст. 1839 г. во всех благочиниях и монастырях Литовской епархии духовенству было объявлено о разрыве союза с Римом. 4 октября того же года епископ Иосиф сообщил в Святейший Синод, что во всех храмах его епархии более не поминается Папа, а Символ Веры поется без filioque. В Белорусской епархии перейти в православие в 1839 г. отказались прихожане Дерновицкого прихода (согласились воссоединиться в 1846 г.) и приходов, расположенных в Овручском уезде Киевской губ. (воссоединились в октябре 1839 г.). 1 октября ст.ст. 1839 г. произошло всенародное объявление об упразднении унии в границах Российской империи. Уния продолжила существование только в Холмской епархии, расположенной в Царстве Польском, где воссоединение состоялось в 1875 г.
Римская курия восприняла известие о Полоцком Соборе со сдержанностью. 22 ноября ст.ст. 1839 г. папа Григорий XVI издал аллокуцию, в которой обвинял униатских епископов в отступничестве, но не критиковал правительство императора Николая І из опасений вызвать его недовольство с последствиями для католиков, проживавших в пределах Российской империи.
По итогам Полоцкого Собора с Русской Православной Церковью воссоединились 3 епископа, свыше 1700 священников, более 200 монашествующих, 1227 приходов с 1 600 000 верующими (по Литовской епархии 986249 человек, по Белорусской – 613751 человек). Полоцкий Собор завершил воссоединение униатов, ставших подданными Российской империи в последней четверти XVIII в. Всего в 1780–1839 гг. в православное вероисповедание вернулось 3 448 226 верующих. Учитывая первоначальное число униатов (4 653 379) и естественный прирост населения белорусско-литовских губерний, который должен был составить 514 000 чел. (в 1782–1857 гг. прирост населения составлял 0, 17%), можно сделать вывод, что в эти десятилетия из унии в латинский обряд перешли не менее 1 719 153 человек.
Включение воссоединенного церковного объединения в состав Русской Православной Церкви потребовало комплексного решения духовных, церковно-административных, церковно-строительных и иных задач, преодоления социальных и материальных проблем. Бывшие униаты значительно отличались от прочих православных. Их общины были рассеяны по обширным пространствам современных Беларуси, Литвы и Украины, в некоторых местностях они располагались в гуще староправославного населения. Воссоединенные приходские храмы были очень бедными и часто выглядели убого. В них стояли на скорую руку сколоченные из простых досок с минимальным количеством православных и униатских икон иконостасы, имелось большое количество католических икон, литургических сосудов, облачений, монстранций и проч. Богослужение во многих местах совершалось и по православным, и по униатским книгам, не единообразно. В службах использовались колокольчики, после служб и во время погребений пелись песнопения на польском языке. Праздновались католические праздники, крестные ходы совершались по чину Римской Церкви. Духовенство имело вид ксендзов. В общении с прихожанами священники использовали местные белорусские диалекты, но в церковной проповеди и в домашнем быту употребляли польский язык. Многие жены священников и их дети были католиками латинского обряда. Принципы материального обеспечения воссоединенного клира существенно отличались от принципов содержания духовенства во внутренних губерниях России. Церкви пользовались фундушами. Им принадлежали имения с крепостными крестьянами. Духовные лица, особенно происходившие из шляхетских родов, имели земельные владения, иногда и крепостных. Особенностями отличались взаимоотношения духовенства и простого народа. Священники относили себя к высшему сословию, а потому часто свысока смотрели на свою паству. Верующие молились по-польски, не носили нательных крестиков, приветствовали друг друга словами: «Нех бендзе похвалёны Езус Хрыстус», во время служб шепотом читали молитвы по польским молитвенникам. В их среде сохранялся дух православного благочестия, но формы благочестия были польские и латинские. Многие посещали костелы. Задача слияния бывших униатов с остальной частью Русской Церкви осложнялась продолжающимся экономическим, культурным, моральным господством католической польской и полонизированной белорусской знати.
На первоначальном этапе решение поставленных Полоцким Собором задач возлагалось на бывшее Высшее церковное управление униатской церкви – Греко-униатскую духовную коллегию, переименованную после воссоединения в Белорусско-Литовскую духовную коллегию. Ее председателем был назначен архиепископ Иосиф (Семашко). Коллегии подчинялись десять православных епархий, на территории которых проживали бывшие униаты.
В 1840–1841 гг. в белорусско-литовских губерниях были пересмотрены границы епархий, совершено перемещение архиереев и рукоположение новых епископов, проведено причисление староправославных и воссоединенных приходов к епархиям, в пределах которых они действительно состояли. В рамках иерархических и церковно-административных преобразований воссоединенная Литовская епархия, на 100% состоявшая из бывших униатов, продолжила существование с наименованием «Литовская и Виленская». Ее управление было оставлено архиепископу Иосифу (Семашко). Воссоединенный епископ Антоний (Зубко) возглавил староправославную Минскую епархию, которая после передачи ей воссоединенных на 60% оказалась составленной из бывших униатов. Воссоединенная Белорусская епархия упразднялась. Управлявший ею епископ Василий (Лужинский) возглавил староправославную Полоцкую кафедру, переименованную в «Полоцкую и Витебскую» и ограниченную пределами Витебской губернии. Одновременно с этим церкви Литовской епархии, располагавшиеся в границах Минской губернии, передавались в Минскую епархию, а церкви Минской епархии, находящиеся в пределах Гродненской губернии и Белостокской области, перечислялись в состав Литовской епархии. Минская епархия из «Минской и Гродненской» была переименована в «Минскую и Бобруйскую», викарию Литовской епархии повелевалось именоваться не «Пинским», а «Брестским». Такое же перераспределение храмов произошло между Полоцкой, Литовской и Минской епархиями, а также между Полоцкой и Могилевской епархиями.
В результате церковно-административных и иерархических преобразований староправославные и воссоединенные приходы оказались соединены в одно целое. Для их полного слияния Святейший Синод: 1) распространил на воссоединенных из унии «преосвященных и духовенство всех тех постановлений, которые относятся к правам и обязанностям древлеправославных преосвященных и духовенства»; 2) разрешил воссоединенным и староправославным священникам поручать друг другу исправление духовных треб своим прихожанам; 3) прекратил судебные дела о совращениях православных в унию; 4) издал предписание римско-католическому духовенству, чтобы оно не полагало различий между воссоединенными и староправославными и вывело из использования название «униаты».
20 июля ст.ст. 1842 г. вышел закон «Об обеспечении православного сельского духовенства», явившийся завершением секуляризации церковных земель в Российской империи. Цели закона состояли в унификации материального содержания воссоединенного и староправославного духовенства, в обеспечении достаточного содержания приходского клира с устранением платы за требоисправление, как причины взаимного недовольства священников и верующих. Согласно этому закону священники должны были иметь следующие источники содержания: 1) казенное жалование; 2) церковные земельные наделы в 36 десятин (1 десятина – 1, 09 га); 3) обработка из них 10 десятин в пользу священника прихожанами; 4) доставка от них же руги; 5) приходские помещения с ремонтом и отоплением их от прихожан; 6) доходы от них же. При введении были составлены штаты архиереев, монастырей, приходских храмов, и в казну были взяты населенные имения, со времени унии принадлежавшие некоторому числу приходов.
По мере административно-иерархического обустройства западных епархий их управления выходили из подчинения Белорусско-Литовской духовной коллегии. В 1841 г. этот процесс оказался завершенным. В результате епархиальное ведомство полностью выпало из ее компетенции. Постепенно из ведения коллегии были изъяты училищное управление и принадлежавшие духовенству населенные имения, после чего это учреждение утратило все свои функции. В августе 1843 г. Белорусско-Литовская духовная коллегия была закрыта. С ее упразднением закончился период, в продолжение которого произошло церковно-административное слияние бывших белорусско-украинско-литовских униатов с Русской Православной Церковью.
В продолжение 1840–1850 гг. происходило литургическое и духовное объединение воссоединенных с полнотой Русской Православной Церкви. Оно было в значительной степени осложнено как тайным противоборством со стороны католического духовенства и католической шляхты, могущество которых в белорусско-литовских губерниях воссоединение униатов поколебало, но не разрушило, так и непониманием сложности происходившего в церковной жизни поворота со стороны правительственных кругов империи. Положение бывших униатов стало особенно уязвимым после заключения в 1847 г. между Российской империей и Римско-католической Церковью конкордата, воодушевившего католическое духовенство и польских патриотов, давшего толчок консолидации их сил и парализовавшего российскую администрацию белорусско-литовских губерний. В результате до начала 1860-х гг. ни церковностроительное дело, ни материальное обеспечение приходского клира, ни иноческая жизнь в воссоединенных монастырях не достигли желаемого уровня. Не были преодолены и униатские привычки воссоединенного духовенства и верующих, что давало почву для появления мнения о провале упразднения унии, которое высказывали некоторые православные иерархи и представители российской власти. Тем не менее, в этот период воссоединенным епископам удалось укрепить подчиненное духовенство в православии и воспитать новое поколение священников, которые по своему образованию и духовному облику уже в полной мере соответствовали православному духовенству, что медленно, но верно оказывало соответствующее влияние на простой народ. Окончательным завершением этого процесса можно считать события восстания 1863–1864 гг., показавшее нежелание верующих возвращаться в унию, к чему их призывали руководители восставших.
Меры воздействия на униатское духовенство в ходе подготовки Полоцкого Собора и количество несогласных с его решением греко-католических священников
В историографии Полоцкого Собора встречаются мнения о преследованиях верных унии священнослужителей. Католические историки насчитывают от 92 до 160 заключенных в православные монастыри, брошенных в тюрьмы, сосланных на каторжные работы и в Сибирь униатских духовных лиц. Однако согласно документальным свидетельствам в процессе подготовки и совершения воссоединения никто из униатских священников и монахов не подвергался ни гражданскому административному, ни уголовному наказанию. Их позиция рассматривалась как неподчинение епархиальной власти, поэтому все действия в отношении представителей греко-католического клира, не согласных на православие, предпринимались не государственными властями, а униатским епархиальным начальством в рамках церковных канонов и традиций.
В ходе реализации проекта общего воссоединения униатов можно выделить две волны несогласия священнослужителей со сближением унии с православием. Они были вызваны разными причинами и были разделены географически и хронологически. Первые волнения имели место в связи с делатинизацией униатского богослужения в 1834–1835 гг. в некоторых благочиниях Литовской епархии и не коснулись духовенства Белорусской епархии. Всего отказались участвовать в литургической реформе в это время 57 священников (коллективный протест духовенства Новогрудского деканата), из которых твердость проявили лишь двое. Вторая волна поднялась в 1838–1839 гг. в связи со взятием от священников подписок о желании присоединиться к Православной Церкви в любое время и проведением Полоцкого Собора. Эта волна прокатилась в рядах духовенства Белорусской кафедры – 111 священников Витебской, Минской и Могилевской губерний, подписавших протест против упразднения унии, и незначительно задела клир Литовской епархии – 15 священников Белостокского благочиния. Основным средством воздействия на духовенство, которое использовали стремящиеся к воссоединению епископы и их единомышленники, было убеждение. В некоторых случаях частные беседы не достигали цели. Мерами воздействия на несогласных были: 1) перемещение на другие приходы; 2) временное отстранение от священнических обязанностей с переводом на причетнические должности; 3) помещение на епитимию до раскаяния в непослушании в униатские монастыри: Вербиловский, Тадулинский, Любарский, Тригурский, Оршанский; 4) высылка в великорусские губернии. Первые 3 меры в 1835–1839 гг. были применены к 61 священнослужителю, из которых 47 принесли покаяние и вернулись к исполнению священнических обязанностей, 13 упорствовали, 1, перешедший в унию из латинского обряда, вышел из состава униатского духовенства. 4-я мера применялась в феврале-марте 1839 г. Из мест компактного проживания воссоединенных, согласно решению Секретного комитета, были удалены 36 духовных лиц, которые выступили против воссоединения (включая 13, проявивших упорство при проведении литургической реформы и не изменивших свою позицию): 20 чел. поместили в специально устроенной в г. Курске обители (просторный дом с устроенной внутри церковью, окруженный садом), содержащейся на средства Белорусско-Литовской духовной коллегии, 16 чел. разместили в Черниговской (7), Орловской (3), Рязанской (3), Вологодской (1), Владимирской (1), Смоленской (1) губерниях на свободном поселении или в православных мон-рях. В итоге общее количество священников, подвергнутых всем видам воздействия в ходе подготовки Полоцкого Собора составляет 84 человека.
В 1842 г. Курская обитель была закрыта: 5 иноков вышли светское звание, 7 были перевели в воссоединенные мон-ри (их поведение уже не считалось вредным для воссоединенной паствы), 8 разместили в мон-рях великорусских епархий.
В 1845 г. по инициативе министра государственных имуществ П.Д. Киселева было проведено официальное расследование положения не согласившихся на православие униатских духовных лиц, что было вызвано передачей ему во время его пребывания во Франции частного письма, содержащего список «бедных униатских священников, которые претерпевают величайшие гонения». Письмо было составлено в среде польской эмиграции, на основании сведений священника Ильи Андрушкевича. В письме назывались имена 60 греко-католических священнослужителей. Расследование открыло, что 8 человек из этого списка приняли православие и вернулись к монастырским послушаниям или церковно-приходскому служению, 20 человек выбрали свободное поселение с пенсией от российского правительства в 350 руб. в год, 2 изъявили желание остаться на содержании православных монастырей, 1 вышел в светское звание, 4 священника к 1845 г. скончались, 4 никогда не высылались из белорусско-литовских губерний, 20 имен принадлежали людям никакого отношения к униатскому духовенству не имевшим, либо наказанным по военносудебным делам, относящимся к событиям восстания 1830–1831 гг., 3 имени повторены дважды для увеличения списка. 20 клириков, которые предпочли свободное поселение с содержанием от правительства, избрали для жительства те города, где имелись костелы: Чернигов, Полтава, Брянск, Воронеж, Харьков, Симбирск, Нежин, Ярославль, Казань, Саратов, Нижний Новгород. Им не навязывали переход в господствующее вероисповедание. Таким образом, в 1839–1845 гг. количество проявивших твердость в католическом вероисповедании униатских священнослужителей не превышало 30 чел., что составляет 1,8% от общего числа согласившихся с решением Полоцкого Собора священников.
Значение Полоцкого Собора
Полоцкий Собор значительно расширил сферу влияния православия в западных губерниях Российской империи, напомнил русскому духовенству о важности соборности в жизни Церкви, но на практике мало повлиял на жизнь Русской Православной Церкви в XIX в., связанной синодальной системой управления. Наибольшее значение Полоцкий Собор имеет для современной белорусской части Русской Православной Церкви, духовно-культурного и национального становления белорусского народа, т.к. из 1 600 000 воссоединившихся с православием в 1839 г. униатов 1 500 000 были белорусами. В начале XIX в. белорусско-литовские губернии представляли преимущественно католический край, где на 500 православных приходов приходилось 1 500 униатских. После Полоцкого Собора Белоруссия превратилась в православную страну. В начале XXI в. в Республике Беларусь 85% верующих причисляют себя к Православной Церкви исключительно благодаря событиям, связанным с подготовкой и осуществлением Полоцкого Собора, а в дальнейшем с интеграцией бывших униатов в состав Русской Церкви. Прочность позиций Православной Церкви в белорусско-литовских губерниях после Полоцкого Собора была проверена восстанием 1863–1864 гг. Революционеры, выступавшие за возрождение Речи Посполитой с Белорусскими и Украинскими территориями в ее составе, призывали к восстановлению унии, но воссоединенные священнослужители и верующие предпочитали быть ограбленными, избитыми, оскорбленными действием, принять мучительную смерть, но не соглашались вступать в ряды повстанцев, тем самым засвидетельствовав религиозную и народную справедливость упразднения унии в 1839 г.
Последствием Полоцкого Церковного Собора 1839 г. явился непростой путь возвращения сотен тысяч униатов белорусских земель к практике православной жизни. По меткому замечанию Г.Я. Киприановича, «дело воссоединения совершилось, но далеко еще не завершилось в 1839 году»[i]. Более чем 200-летнее пребывание православных в составе греко-католической церкви оставило заметный след в сознании верующих. Известно, что униатская церковь в первой трети XIX века в своей обрядности имела многие черты, скорее западной христианской традиции, нежели восточной. Это осознавалось православными иерархами как серьезная проблема, в том числе – как опасность сближения с католицизмом. Многие бывшие униаты после 1839 г., формально считавшиеся православными, по разным причинам (зависимость крепостных крестьян от помещиков, активная миссионерская и храмостроительная деятельность римо-католиков, тайное обучение основам католической веры и польскому языку, устанавление католиками новых местночтимых праздников) посещали костелы, исповедовались у ксендзов, т.е. являлись католиками на практике[ii]. Епископ Савва (Тихомиров) объяснял посещение православными католических храмов безграмотностью народа. «Простой народ Полоцкой епархии, – писал он в отчете за 1870 г., – при своей необразованности не имеет ясного понятия и различия между православием и католицизмом, и потому он в праздничные дни безразлично посещает как православный храм, так и латинский костел. Даже последний иногда скорее, нежели первый. Привлекает внимание простолюдина то красивая и величественная архитектура, то игра на органе, то мнимая святыня, без которой ни обходится почти ни один костел [iii].
Бывших униатов и православная церковь, и костел считали своей паствой. Православные – в силу факта воссоединения, католики – в силу единства вероучения. На этой почве зачастую между православным и католическим духовенством возникали конфликты. О противостоянии между католическим духовенством, а также большей частью привилегированного сословия со сторонниками воссоединения накануне Полоцкого Собора свидетельствует секретная инструкция «По воссоединению униатов с православием в Западных губерниях» 1839 г., согласно которой правительство для устранения возможных противодействий процессу воссоединения со стороны римо-католического духовенства и помещиков латинского исповедования наделило особыми полномочиями генерал-губернаторов белорусско-литовских губерний. Только в 1847 г. действие секретной инструкции было отменено, что свидетельствовало о некотором снижении напряженности между православными и католиками[iv].
Серьезное противостояние между двумя христианскими конфессиями в Полоцкой епархии вызывал вопрос о «разборе совращенных». Проблема заключалась в том, что католическое духовенство после выхода в апреле 1842 г. указа «О разборе совращенных», по которому православные и католики должны были произвести взаимный разбор прихожан «совращенных» из унии в католичество, считало часть прихожан, числившихся православными, своей паствой и нередко привлекало их к католическому богослужению. Разбор верующих затягивался. Полоцкая духовная консистория предписывала подведомственному духовенству «предпринимать усилия» к скорейшему окончанию разбора. Как следует из указов консистории, прекращение споров между православными и католиками о принадлежности прихожан к тому или иному исповеданию зависело только от римо-католического духовенства, которое не исполняло правительственный указ. Для того чтобы не обострять конфликта, в секретных указах консистории было предписано «обращать в православие уклонившихся в латинство только кроткими мерами»[v]. Однако даже спустя 18 лет после обнародования этого указа имели место случаи, когда верующие, переданные ксендзами после разбора, продолжали держаться католических обрядов. Таких верующих было особенно много в приходах Дриссенского и Лепельского уездов.
По мнению одного из благочинных епархии причиной упорства в католичестве ранее совращенных в унию служил «страшный фанатизм местных латинских ксендзов». Имея сильное влияние на прихожан, они внушали, что униаты неправильно, без всякого документального обоснования были переданы в православие и могут потому совершенно беспрепятственно принадлежать к Римской церкви[vi]. И хотя выход указа 1842 г. снизил остроту проблемы, однако она, то затихая, то обостряясь, продолжала существовать вплоть до 1917 г.
Конфессиональная ситуация осложнялась и тем, что аппарат местной власти на белорусских землях был наполнен чиновниками, имеющими польскую идентичность и настроенными антироссийски[vii]. Зачастую они использовали свои связи для борьбы с возрождающимся православием. Однако и православные российские чиновники нередко мешали деятельности православного епархиального начальства, так как незаметно подпадали под влияние местного польско-католического сообщества. Крепостная зависимость крестьян от помещиков также заставляла крестьян идти в костел, а не в православную церковь. Католицизм оставался конфессией привилегированных слоев общества. К тому же уровень образования и проповеднической подготовки католического духовенства был намного выше. Правда, у православных, как альтернатива, была государственная поддержка. Но она не всегда была последовательной и порою с применением неудачных мер.
Сильное влияние на отказ присоединиться к православию оказывали католические миссионеры, первейшая и главнейшая цель которых заключалась в сохранении бывших униатов в лоне римского католицизма[viii]. Примерно в 1860 г. католическое духовенство по благословению своего митрополита ввело так называемое сорокачасовое «набоженство», которое приняло характер религиозно-политической миссии в Лепельском, Полоцком и Дриссенском уездах. Этот новый обряд совершали от 15 до 20 ксендзов и полоцких доминиканцев, которые собирались в одном костеле. Как правило, оно проводилось с мая по сентябрь и устраивалось поочередно в костелах в православные праздники, особенно в храмовые[ix]. Понятно, что приурочивание «набоженства» к православным праздникам имело целью привлечение православных к посещению костелов.
Приобщению крестьян к латинскому богослужению способствовали и помещики, освобождавшие своих крестьян от работ во время католических праздников. В дни, празднуемые православной церковью, они занимали крестьян разными работами, перемещая их в местности, где не было православных церквей[x]. Только в 1855 г. случаи «совращения в латинство» имели место в Речицко-Люцинском благочинии, где ксёндз Розентовского костёла венчал по католическому обряду крестьян православного вероисповедания, в Дриссенском благочинии, где ксёндз призывал прихожан Свольнянской Свято-Николаевской церкви к переходу в католицизм. Рапорты о переходе в католицизм лиц православного вероисповедания поступали в Полоцкую духовную консисторию в 1855–56 гг. от Витебского, Себежско-Нищанского, Бешенковичского, Бобыничского, Динабургского, Лепельского благочинных[xi]. Оценивая конфессиональную ситуацию, сложившуюся в Полоцкой епархии в 1857 г., епископ Василий (Лужинский) обращал внимание на безнаказанность действий католических священнослужителей: «Опыт предыдущих лет показал, что все дела о преступлениях католиков по отношению к православию при содействии католических помещиков и проявлении сочувствия к ним чиновников расследовались с пристрастием и в присутственных местах всегда решались не в пользу православной церкви. Эти дела возбуждали только слухи, и озлобление против православного духовенства. Напуганные священнослужители Полоцкой епархии даже о вредных для православной церкви действиях католиков, которые по своей очевидности не требовали доказательств перестали доносить[xii]. В отчете Св. Синоду архиепископ Василий (Лужинский) делится своими наблюдениями за 17 лет своего архипастырства: «… Католики строят великолепные костелы, для которых почти нет прихожан. Православные храмы почти везде находятся в трудном состоянии, или совсем падают; если и строятся, то вследствие моей усиленной переписки. Большой частью они перестраиваются из каких-нибудь деревянных развалин, очевидно на короткое время существования. Латинские каплицы строятся или возобновляются почти при каждом зажиточном дворе. А во многих приходах уже более 20 лет нет храмов. Все это должно смущать не только не так давно воссоединенный простой народ. Латинское духовенство обеспечивается от своих единоверцев с избытком, везде у них в почете. Православное духовенство всегда должно вращаться в низшем кругу, жить скудно и трудом пахарей добывать средства к своему с семейством пропитанию.
Мне было легче в благоприятное время воссоединять сотни тысяч униатов в пяти губерниях бывшей Белорусской епархии и положить многообещающее начало присоединения раскольников к единоверию, нежели сейчас охранять вверенную мне паству от влияния торжествующих латинян и защищать воссоединенных и единоверцев от злых наветов и усиленных ими козней, искушений и соблазнов»[xiii].
Бывших униатов и православная церковь, и костел считали своей паствой. Православные – в силу факта воссоединения, католики – в силу единства вероучения. На этой почве зачастую между православным и католическим духовенством возникали конфликты. О противостоянии между католическим духовенством, а также большей частью привилегированного сословия со сторонниками воссоединения накануне Полоцкого Собора свидетельствует секретная инструкция «По воссоединению униатов с православием в Западных губерниях» 1839 г., согласно которой правительство для устранения возможных противодействий процессу воссоединения со стороны римо-католического духовенства и помещиков латинского исповедования наделило особыми полномочиями генерал-губернаторов белорусско-литовских губерний. Только в 1847 г. действие секретной инструкции было отменено, что свидетельствовало о некотором снижении напряженности между православными и католиками[iv].
Серьезное противостояние между двумя христианскими конфессиями в Полоцкой епархии вызывал вопрос о «разборе совращенных». Проблема заключалась в том, что католическое духовенство после выхода в апреле 1842 г. указа «О разборе совращенных», по которому православные и католики должны были произвести взаимный разбор прихожан «совращенных» из унии в католичество, считало часть прихожан, числившихся православными, своей паствой и нередко привлекало их к католическому богослужению. Разбор верующих затягивался. Полоцкая духовная консистория предписывала подведомственному духовенству «предпринимать усилия» к скорейшему окончанию разбора. Как следует из указов консистории, прекращение споров между православными и католиками о принадлежности прихожан к тому или иному исповеданию зависело только от римо-католического духовенства, которое не исполняло правительственный указ. Для того чтобы не обострять конфликта, в секретных указах консистории было предписано «обращать в православие уклонившихся в латинство только кроткими мерами»[v]. Однако даже спустя 18 лет после обнародования этого указа имели место случаи, когда верующие, переданные ксендзами после разбора, продолжали держаться католических обрядов. Таких верующих было особенно много в приходах Дриссенского и Лепельского уездов.
По мнению одного из благочинных епархии причиной упорства в католичестве ранее совращенных в унию служил «страшный фанатизм местных латинских ксендзов». Имея сильное влияние на прихожан, они внушали, что униаты неправильно, без всякого документального обоснования были переданы в православие и могут потому совершенно беспрепятственно принадлежать к Римской церкви[vi]. И хотя выход указа 1842 г. снизил остроту проблемы, однако она, то затихая, то обостряясь, продолжала существовать вплоть до 1917 г.
Конфессиональная ситуация осложнялась и тем, что аппарат местной власти на белорусских землях был наполнен чиновниками, имеющими польскую идентичность и настроенными антироссийски[vii]. Зачастую они использовали свои связи для борьбы с возрождающимся православием. Однако и православные российские чиновники нередко мешали деятельности православного епархиального начальства, так как незаметно подпадали под влияние местного польско-католического сообщества. Крепостная зависимость крестьян от помещиков также заставляла крестьян идти в костел, а не в православную церковь. Католицизм оставался конфессией привилегированных слоев общества. К тому же уровень образования и проповеднической подготовки католического духовенства был намного выше. Правда, у православных, как альтернатива, была государственная поддержка. Но она не всегда была последовательной и порою с применением неудачных мер.
Сильное влияние на отказ присоединиться к православию оказывали католические миссионеры, первейшая и главнейшая цель которых заключалась в сохранении бывших униатов в лоне римского католицизма[viii]. Примерно в 1860 г. католическое духовенство по благословению своего митрополита ввело так называемое сорокачасовое «набоженство», которое приняло характер религиозно-политической миссии в Лепельском, Полоцком и Дриссенском уездах. Этот новый обряд совершали от 15 до 20 ксендзов и полоцких доминиканцев, которые собирались в одном костеле. Как правило, оно проводилось с мая по сентябрь и устраивалось поочередно в костелах в православные праздники, особенно в храмовые[ix]. Понятно, что приурочивание «набоженства» к православным праздникам имело целью привлечение православных к посещению костелов.
Приобщению крестьян к латинскому богослужению способствовали и помещики, освобождавшие своих крестьян от работ во время католических праздников. В дни, празднуемые православной церковью, они занимали крестьян разными работами, перемещая их в местности, где не было православных церквей[x]. Только в 1855 г. случаи «совращения в латинство» имели место в Речицко-Люцинском благочинии, где ксёндз Розентовского костёла венчал по католическому обряду крестьян православного вероисповедания, в Дриссенском благочинии, где ксёндз призывал прихожан Свольнянской Свято-Николаевской церкви к переходу в католицизм. Рапорты о переходе в католицизм лиц православного вероисповедания поступали в Полоцкую духовную консисторию в 1855–56 гг. от Витебского, Себежско-Нищанского, Бешенковичского, Бобыничского, Динабургского, Лепельского благочинных[xi]. Оценивая конфессиональную ситуацию, сложившуюся в Полоцкой епархии в 1857 г., епископ Василий (Лужинский) обращал внимание на безнаказанность действий католических священнослужителей: «Опыт предыдущих лет показал, что все дела о преступлениях католиков по отношению к православию при содействии католических помещиков и проявлении сочувствия к ним чиновников расследовались с пристрастием и в присутственных местах всегда решались не в пользу православной церкви. Эти дела возбуждали только слухи, и озлобление против православного духовенства. Напуганные священнослужители Полоцкой епархии даже о вредных для православной церкви действиях католиков, которые по своей очевидности не требовали доказательств перестали доносить[xii]. В отчете Св. Синоду архиепископ Василий (Лужинский) делится своими наблюдениями за 17 лет своего архипастырства: «… Католики строят великолепные костелы, для которых почти нет прихожан. Православные храмы почти везде находятся в трудном состоянии, или совсем падают; если и строятся, то вследствие моей усиленной переписки. Большой частью они перестраиваются из каких-нибудь деревянных развалин, очевидно на короткое время существования. Латинские каплицы строятся или возобновляются почти при каждом зажиточном дворе. А во многих приходах уже более 20 лет нет храмов. Все это должно смущать не только не так давно воссоединенный простой народ. Латинское духовенство обеспечивается от своих единоверцев с избытком, везде у них в почете. Православное духовенство всегда должно вращаться в низшем кругу, жить скудно и трудом пахарей добывать средства к своему с семейством пропитанию.
Мне было легче в благоприятное время воссоединять сотни тысяч униатов в пяти губерниях бывшей Белорусской епархии и положить многообещающее начало присоединения раскольников к единоверию, нежели сейчас охранять вверенную мне паству от влияния торжествующих латинян и защищать воссоединенных и единоверцев от злых наветов и усиленных ими козней, искушений и соблазнов»[xiii].
В отчете Св. Синоду за 1859 г. епископ Василий еще раз обращает внимание на действия католического духовенства по сохранению своей паствы: «…образованные монахи и монахини, пропитанные фанатизмом, а кроме того, и ухищрениями других духовных их пособников: помещиков и должностных лиц с такой же духовной злобой и ненавистью к православной церкви. Все они связаны такой клятвой – не щадить ничего для достижения цели. Все для них возможно, хотя бы и сопровождалось кровавыми жертвами. Не говоря уже о том, что все духовные изрыгают страшную хулу на Святую Церковь при исповедании людей и грозно укоряют всех за сообщение с ней. Они внушают воссоединенным простакам, что Русская православная церковь, не состоящая в общении с Римо-католической церковью, отпавшей от греческой, не имеет благодатных таинств. Они искушают простолюдинов фестами, крестными ходами и сорокачасовыми богослужениями, оглашая народу торжественно папские отпусты (новые разрешения от греха)»[xiv].
Привлечению к католицизму служили также торжественные разъезды католических епископов. Так в 1857 г. через 9 уездов Витебской губернии проезжал католический митрополит Жилинский в сопровождении нескольких десятков помещиков и прелатов духовной консистории. Пышные разъезды иерархов католической церкви служили утверждению внешнего превосходства католицизма перед православием. Православные епископы, свита которых была значительно скромнее, по словам архиепископа Полоцкого и Витебского, не имели такой возможности[xv].
Другим было отношение к православной церкви простых верующих католиков, особенно там, где вблизи не было костелов. Верующие посещали православные храмы и молились вместе с православными. Об этом явлении в Св. Синод неоднократно сообщали архиепископ Василий (Лужинский) и епископ Савва (Тихомиров). Известны случаи, когда при обозрении епархии католики спешили получить от православного архиерея благословение[xvi] и с благоговением целовали крест, что свидетельствовало о почитании католиками православных святынь[xvii]. Таким образом, церковная жизнь населения Полоцкой епархии дает любопытный пример причастности значительной части верующих и к православным, и к католическим богослужениям.
Однако вряд ли можно считать справедливым представление о православной церкви первых десятилетий после Полоцкого собора как, безусловно, господствующей. Во многих случаях влияние костела на население было намного сильнее, тем более, что католическое духовенство в разных формах поддерживалось привилегированным сословием материально.
Серьезной проверкой твердости бывших униатов в православии явилось восстание 1863 – 1864 гг. Православное население Полоцкой епархии не поддержало восстание. Ставка на то, что идеи униатства еще не погасли в душах бывших униатов не оправдалась. С этого времени начинается новый этап во взаимоотношениях между католическим и православным духовенством. Открытая прозелитическая деятельность стала невозможной. Изменилось и отношение гражданской власти к деятельности православного духовенства. Так, когда в 1867 г. крестьяне Дриссенского уезда, «совратились из православия в католицизм», а увещевания священника не помогли, епископ Полоцкий и Витебский Савва (Тихомиров) обратился к Витебскому губернатору с просьбой принять меры против «фанатизма крестьян Ляховского общества». В результате – крестьян отличивщихся «крайним фанатизмом» выслали на жительство в Уфимскую губернию[xviii].
Чтобы не провоцировать открытого противостояния, православное духовенство при межконфессиональных контактах соблюдало подчеркнутую толерантность, но, в то же время, не делало уступок там, где это было вредно интересам православной церкви. Католическая пропаганда в Витебском крае заметно ослабла в 1870 – 1890 гг., хотя не исчезла совсем [xix]. Как свидетельствуют данные из отчета Св. Синоду епископа Александра (Заккиса) за 1894 г. во взаимоотношениях двух конфессий наблюдается даже потепление, «некоторые из священников разделяли с ксендзами хлеб-соль. Православное духовенство к католикам относилось весьма миролюбиво. При всяком удобном случае словом, делом и самим образом жизни православное духовенство старалось «расположить их к себе и к православной пастве»[xx]. Но, тем не менее, и в это время известны случаи, когда католическое духовенство в Дриссенском и Лепельском уездах, где преобладало римо-католическое население, преподавало требы православным или намеренно обостряли отношения между духовенством и паствой[xxi].
В свою очередь, православное духовенство проводило миссионерскую работу среди католиков. В результате этой деятельности в 1864 г. в православие перешло 170 дворян и несколько десятков мещан и крестьян[xxii]; в 1870 г. 133 католика были присоединены к православию; в 1875 г. – 87; в 1886 г. – 29; в 1896 г. – 51; в 1904 г. – 46[xxiii]. Однако имелись случаи перехода из православия в католицизм. Так, в 1870 г. 17 православных верующих перешли в католичество; в 1884 г. – 2[xxiv]. Витебский губернатор В.М. Долгорукий в отчете министру внутренних дел Д.А. Толстому за 1888 г. объясняет это тем, что: «…римско-католическое духовенство, служа орудием элиты общества, имевшей польскую идентичность, неоднократно продолжает поддерживать дух политической и религиозной нетерпимости в отношении к русскому народу. Ксендзы постоянно внушают своим прихожанам вражду ко всему русскому и строго запрещают им сближение с православными, в особенности заключение браков. Они угрожают во всех таких случаях проклятиями, недопущением до причастия и другими духовными карами. Когда эти меры не помогают в отношении браков, то ксендзы отказывают им в необходимых метрических документах…»[xxv].
После выхода 17 апреля 1905 г. указа «Об укреплении начал веротерпимости», согласно которому стали возможны переходы из православия в другую конфессию, начинается новый этап в межконфессиональных отношениях. По свидетельству Полоцкого епископа Серафима (Мещерякова) обстановка в епархии вследствие действия нового указа вновь становится напряженной и вызывает необходимость изменить тактику во взаимоотношениях с католическим населением. В отчете за 1906 г. он писал: «С изданием манифеста 1905 года о вероисповедной свободе <…> католическое духовенство, до этого времени действовавшее скрытно, теперь с объявлением всяких свобод выступило в открытую борьбу с православием и повело открытую пропаганду, в особенности по отношению к бывшим униатам, не стесняясь при этом ни в каких средствах. Естественно, что православное духовенство должно было также выступить на защиту своей паствы путем проповеди, раздачи листков и изобличения лжи католических ксендзов»[xxvi].
В тоже время владыка Серафим констатирует, что бывшие униаты, не смотря на возможность свободного перехода в католичество, «сохранили верность православной церкви». «Благочестие в народе в отчетном году с изданием манифестов о свободах подверглось великому испытанию, и это вполне подтвердило прежние отзывы о твердости простого народа в православии и других исконных русских началах. Если и были отпадения в католичество, то сравнительно с числом бывших униатов оно незначительно, большинство униатов осталось верным православию, были и есть приходы, окруженные католиками, где не было ни одного случая совращения», – писал епископ в своем отчете за 1905 год[xxvii]. В католичество, согласно отчету епископа Серафима, в 1905 году отпало 1575 человек[xxviii]. Это обстоятельство, с точки зрения епископа, доказывает, что православие в Полоцкой епархии укрепило свои позиции настолько, что даже потрясения вызванные указом 17 апреля не могли поколебать религиозные убеждения нового поколения бывших униатов, выросших в традициях православия. Тем не менее, для выяснения причин отпадения православных в католичество епископ Серафим 31 мая 1905 г. проводит пастырское собрание, на котором присутствовало городское и сельское духовенство. Причинами отпадений в католицизм собравшиеся видели «в расположенности части паствы к костелу; смешанных браках; красоте и пышности католических богослужений; слабом развитии пастырской миссии в бывших униатских приходах». Автор статьи «Воинствующий католицизм», опубликованной на страницах «Полоцких епархиальных ведомостей» подтверждает убеждение духовенства: «Едва ли найдется дом, в котором не было бы нескольких католических молитвословов. Малейшее торжество католической церкви находило живой отклик в сердцах населения, официально считающееся православным. Каждое такое торжество ознаменовывалось раздачею богомольцам на память вещественных знаков в виде образов, четок, книжек и пр. Еще одной причиной являлось слабое развитие пастырской миссии в приходах, образованных из униатов. Эти приходы большей частью очень бедные, а потому они не только не привлекали к себе хороших священников на долгое время, напротив, последние смотрят на свое пребывание в таких приходах, как на временную ссылку, а потому думают лишь о том, как бы скорее перевестись в другой, чисто православный приход. Понятно, что при таком отношении к месту своего служения ни один священник не может отдаваться делу миссии с тем огнем, который особенно необходим пастырю в приходах с «упорствующими и колеблющимися»[xxix].
16–18 ноября 1905 г. в Полоцке состоялся первый епархиальный съезд духовенства и мирян, на котором обсуждались теже болезненные для православной церкви вопросы: влияние указа о веротерпимости на жизнь православного населения; причины доверия населения к проповедям ксендзов, наставников, девоток и, в тоже время, ничтожное влияние проповедей православных священников; деятельность сектантов по обращению православных в свою веру; изменение миссионерской деятельности соответственно новым условиям[xxx].
Причина массовых отпадений из православия в католичество, согласно решению съезда, заключалась в тайной пропаганде католичества и отсутствии мер к ее ослаблению, многовековых традициях, воспитанных костелом (богослужение, частые исповеди, обряды погребения), нерадивость части православного духовенства, а также более удачное географическое расположение костелов[xxxi]. Причины отпадений в католичество обсуждались и на собрании Миссионерского комитета 24 сентября 1908 г., на котором присутствовали священники всех уездов епархии. Участники собрания пришли к единому мнению: не все воссоединенные из унии принимали православие по убеждению, многие миряне и даже воссоединившиеся священники были более склонны к католичеству; со стороны епархиального начальства и местного духовенства, опиравшихся на защиту гражданских законов, не было принято своевременных мер к укреплению воссоединенных в истинах православной веры; воссоединившиеся из унии находились в тяжелой экономической зависимости от помещиков-поляков; ничем не ограниченные после издания указа 17 апреля 1905 г. ложь, угрозы, насмешки со стороны ксендзов и их сторонников над православными[xxxii]. На съезде были разработаны рекомендации для обязательного исполнения, направленные на укрепление позиций православия в Полоцкой епархии. Они включали: распространение листков миссионерского братства, молитвословов, Евангелий, принятие исповеди в любое время с наложением епитимий; частое совершение крестных ходов около храмов и к ближайшим приходам, создание кружков «ревнителей православия»; оказание материальной помощи «слабым в вере»; содействие закрытию польских тайных школ. В справочных изданиях по Полоцкой епархии за 1912 и 1913 гг. сообщалось, что большая часть намеченных мероприятий духовенством была выполнена.
Пастыри Полоцкой епархии сообщали о случаях, когда ревнители католицизма пользовались народным невежеством при толковании указа о веротерпимости. «Ксендзом, – пишет священник, – указ был объявлен в костеле с приглашением явиться к нему и записаться, кто желает, оставить православие; одновременно через девоток было объявлено по деревням с православным населением, что от царя вышел приказ, чтобы все были католиками, – всюду разнесла молва, что в Петербурге все начальники перешли в католичество; все церкви будут обращены в костелы, а священники перейдут в католичество и будут ксендзами. Поднялась сильная смута. Народ толпами стал двигаться к ксендзу записаться. Чтобы не дать народу одуматься, было объявлено, что записывать будут только несколько дней, а потому необходимо спешить»[xxxiii]. Пускались и такие слухи: «ведь царь наш только тогда войну начал, когда римский папа ему позволил и благословил его на это», «а про государыню давно известно у нас, что она католичка»[xxxiv]. Священник Кирилл Зайцев в статье «В чем сила католицизма?» утверждал, что распространителями подобной дезинформации часто служили девотки или законницы. Они являлись, по убеждению священника, «правой рукой ксендзов, исполнительницами его воли, и в тоже время как бы ширмой, за которую можно спрятаться, если бы пришлось дать ответ за свои противозаконные действия»[xxxv].
Серьезной причиной отпадения от православия в католицизм являлась тайное обучение польскому языку и основам католической веры, т. е. скрытая просветительская работа поборников польской культуры и католицизма. С переходом в православие бывших униатов Дриссенского и Лепельского уездов опека и руководство ксендзов духовной религиозной жизнью народа не прекратились, а еще более усилились. По-прежнему поддерживались и развивались тайные польские школы, в которых обучением занимались местные уроженки – девотки, под тайным руководством ксендзов. Почти в каждой большой деревне с наступлением осеннего времени девотка собирала девочек для обучения. Чтобы отклонить всякое подозрение о существовании тайных школ, девочкам приказывалось являться в известную избу с прялками, где девотка обучала девочек молитвам, катехизису, грамоте и пению. Есть все основания считать, что вместе с этим детям прививалась и неприязнь к православию. Действия девоток проверялись ксендзами, и таким образом вся женская половина Дриссенского уезда оказалась, благодаря опеке девоток, знающей в совершенстве католический катехизис, была глубоко предана папе и ксендзу. Многие из православных девушек Дриссенского уезда прошли школу девоток и в свои семейства внесли неприязнь к православной церкви[xxxvi].
В одном из номеров Полоцких епархиальных ведомостей за 1905 г. была описана деятельность некоей Т. из Ломжинской губернии, которую в Витебскую губернию пригласил богатый помещик-поляк Двинского уезда. Девушка дала обет Богу посвятить свою жизнь возрождению польской культуры и языка среди литовцев и латышей-католиков. Помещик за это платил. Работая в Двинском уезде в семьях, где родители ни слова не знали на польском языке, она в течение 5 лет добилась того, что дети стали стыдиться говорить между собой на родном языке, предпочитая польский. Ревнительница польской культуры раздавала крестьянам не только брошюры, но и полезные в крестьянском обиходе вещи. Работая подобным образом на землях, прежде входивших в состав Речи Посполитой, и, прежде всего, среди девушек, девотки, безусловно, способствовали распространению убеждения в превосходстве польской культуры по сравнению с родной[xxxvii]. Госпожа Т. рассказывала, что девушками, посвятившими себя служению католической церкви и польским культурным традициям, заполнена вся Литва. Известны случаи, когда в деревнях, где католики были в большинстве, открывались настоящие гонения на православие. Например, чтобы заставить бедную женщину перейти в католичество любой фанатик католик пускал в ход не только убеждения, но и угрозы: «Мы тебе помогать не будем, ты с голоду помрешь, если заболеешь и будешь лежать в постели, мы не дадим <…> тебе и глотка воды»[xxxviii].
В 1839 году «отторгнутые насилием были воссоединены любовью», а после 17 апреля 1905 г. «воссоединенные любовью» вновь отторгались насилием. Малообразованному католическому народу было объявлено, что он должен стараться обратить в католичество православных, что в этом и заключается его спасение, этим он заслужит прощение грехов[xxxix].
Священник Кирилл Зайцев приводит многочисленные и яркие примеры из жизни православных: «Особенно много перетерпела одна вдова деревни М. Ева Кириллова. Она была крещена в православии, никогда не ходила в костел, усердно посещала церковные службы. Эта стойкая православная женщина все перенесла – угрозы, издевательства, насмешки, много слез пролила, когда все родственники отказались от нее и при встрече отворачивались, как от зачумленной. Особенно тяжело ей было, когда не давали покоя ее 8-летней дочери, которая долго тяжело болела. Причину болезни, конечно, католики видели в том, что она не желала оставить «русской» веры. Фанатичные католические женщины и девотки подкарауливали, когда самой матери не было дома, тотчас собирались они целой толпою, окружали постель умирающего ребенка и начинали мучить его своими речами: «… ты плачь, проси маму, чтобы сама она переходила в католичество и тебя бы записала; как хорошо тебе будет тогда, ты будешь умирать, ведь ты не выздоровеешь, мы придем, станем вокруг твоей постели, будем петь святые песни». Ей дали последний срок для записи ксендзу, «иначе соберутся родственники и ее повесят…»[xl]. Описывается и другой случай. Крестьянин деревни Сосницы Иван Петров хотел задушить своего взрослого сына за то, что тот не хотел вместе с ним переходить в католичество. Если бы не сбежались соседи, то, наверное, преступление было бы совершено. За то, что сын твердо решил остаться в православии отец выгнал его из дома и лишил имущества[xli].
Иногда православные переходили в костел, привлеченные торжественностью и красотой богослужения, богатством храмов. «Самые церкви православные, – говорилось в одной из статей Полоцких епархиальных ведомостей – <…>, поражают своею бедностью и убожеством; духовенство в этих приходах живет также бедно. Это обстоятельство имеет для народа большую важность. Ваша вера – холопская, у вас попы живут нищими, часто говорят католики православным, – а у нас – все паны ездят на тройках в костел <…>. Громадную силу имеет здесь экономическое положение православного населения, именно материальная зависимость населения от помещиков – католиков, которые прямо заставляют крестьян ходить к ксендзу под угрозой лишить их земли или куска хлеба»[xlii]. Таким образом, бедность православных церквей и приходов противопоставлялась костелам, представляющим более элитарную религию.
На пастырском собрании, созванном епископом Серафимом в 1905 г., были выработаны меры для предотвращения отпадений от православия: ознакомление населения с указом 17 апреля о веротерпимости; широкое развитие в православных приходах пастырской миссии; приходы, в которых преобладало католическое население, обеспечить материально и поставить священника вне всякой зависимости от прихожан[xliii].
На епархиальном собрании миссионерского комитета в 1908 г. в целях укрепления православных в вере, удержания от уклонений в католицизм и возвращения уклонившихся участниками съезда были признаны полезными следующие меры:
1. Главным средством в полемике с римо-католиками, как по догматическим, так и по обрядовым расхождениям должно стать Священное Писание.
2. Единение пастырей между собой и их совместная деятельность в приходах без подрыва авторитета друг друга.
3. Поддержка церковноприходских школ и школ грамоты, как незаменимых миссионерских пунктов, привлечение к ним учащихся, которые бы могли вести миссионерскую практику.
4. Введение общего пения в сельских храмах, распространение пения псалмов и молитв в деревнях.
5. Организация чтений в школах, которые должны сопровождаться пением.
6. Произношение пастырями поучений наизусть, без тетрадей, живым народным языком.
7. Устройство крестных ходов с максимальной торжественной обстановкой из прихода в приход, где это представляется возможным.
8. Введение дополнительных уроков по Закону Божию для сообщения систематических знаний по вероисповедным расхождениям.
9. Катехизация взрослых юношей и девушек.
10. Обеспечение причтов достаточным содержанием от казны.
11. Привлечение к миссионерской деятельности наиболее ревностных прихожан[xliv].
Деятельность по реализации намеченных мероприятий привела к использованию школьного образования, катехизации и миссионерской деятельности как основных средств упрочения православной веры. Большое значение в укреплении позиций православия сыграло перенесение мощей преподобной Евфросинии Полоцкой в 1910 г. из Киева в Полоцк.
В 1915 г. для укрепления веры в народе и ограждения православия от иноверия стали использоваться приходские братства, в состав которых входили образованные и твердо убежденные в православии прихожане, способные не только полемизировать с инославием, но и вести аргументированную пропаганду своей веры. Так в Полоцкой епархии возник институт приходских миссионеров[xlv].
Возрождению религиозно-нравственной жизни православных в Полоцкой епархии, явно обозначившемуся к началу XX в., способствовало также открытие и деятельность церковно-приходских школ, церковно-археологического музея и бесплатной библиотеки-читальни. С этой же целью по воскресеньям и праздничным дням проводились внебогослужебные собеседования, сопровождаемые церковным песнопениям. Для образования псаломщиков, способных руководить такими хорами, предлагалось открыть курсы пения. Для религиозного образования православных верующих использовать брошюры, в которых простым разговорным языком объяснялись «заблуждения» католицизма. По наблюдениям священника Кирилла Зайцева печатное слово на крестьянина производило неотразимое впечатление. Оно «возвышало в глазах православных их веру, как единую согласную с Христовым учением, и давало в руки православным оружие для отражения нападений со стороны приверженцев католицизма». Миссионерские листки, по убеждению священника, также оказывали воздействие и на тех, кто необдуманно перешел в католицизм[xlvi].
О результатах миссионерской деятельности можно судить по количеству верующих, отпавших из православия в католичество. В 1905 г. число перешедших из православия в католичество было 1575 человек, в 1906 г. – 218, в 1908 г. – 284, в 1909 г. – 226, в 1912 г. – 76[xlvii]. Из католичества в православие в 1905 г. обратилось 25 человек, в 1906 г. – 28, в 1908–1909 гг. – 48, в 1912 – 50. Отпадения из православия за 1912 г. в большинстве случаев были вызваны смешанными браками и материальной зависимостью прихожан[xlviii].
Таким образом, в течение 1839 – 1917 гг. Полоцкая епархия переживала сложный процесс постепенного возрождения православия. Если в период 1839–1863 гг. этому процессу мешала нелегальная миссионерская деятельность католического духовенства, то после подавления восстания 1863–1864 гг. до 1905 г., когда между католическим и православным духовенством внешне устанавливаются более спокойные взаимоотношения, прозелитизм католического духовенства приобретает скрытый характер. После выхода указа «Об укреплении начал веротерпимости» 17 апреля 1905 г. начинается новый этап противостояния католичества и православия, который, благодаря развернувшейся миссионерской деятельности православного духовенства и активной деятельности приходских братсв, был преодолен только к 1914 году.
Привлечению к католицизму служили также торжественные разъезды католических епископов. Так в 1857 г. через 9 уездов Витебской губернии проезжал католический митрополит Жилинский в сопровождении нескольких десятков помещиков и прелатов духовной консистории. Пышные разъезды иерархов католической церкви служили утверждению внешнего превосходства католицизма перед православием. Православные епископы, свита которых была значительно скромнее, по словам архиепископа Полоцкого и Витебского, не имели такой возможности[xv].
Другим было отношение к православной церкви простых верующих католиков, особенно там, где вблизи не было костелов. Верующие посещали православные храмы и молились вместе с православными. Об этом явлении в Св. Синод неоднократно сообщали архиепископ Василий (Лужинский) и епископ Савва (Тихомиров). Известны случаи, когда при обозрении епархии католики спешили получить от православного архиерея благословение[xvi] и с благоговением целовали крест, что свидетельствовало о почитании католиками православных святынь[xvii]. Таким образом, церковная жизнь населения Полоцкой епархии дает любопытный пример причастности значительной части верующих и к православным, и к католическим богослужениям.
Однако вряд ли можно считать справедливым представление о православной церкви первых десятилетий после Полоцкого собора как, безусловно, господствующей. Во многих случаях влияние костела на население было намного сильнее, тем более, что католическое духовенство в разных формах поддерживалось привилегированным сословием материально.
Серьезной проверкой твердости бывших униатов в православии явилось восстание 1863 – 1864 гг. Православное население Полоцкой епархии не поддержало восстание. Ставка на то, что идеи униатства еще не погасли в душах бывших униатов не оправдалась. С этого времени начинается новый этап во взаимоотношениях между католическим и православным духовенством. Открытая прозелитическая деятельность стала невозможной. Изменилось и отношение гражданской власти к деятельности православного духовенства. Так, когда в 1867 г. крестьяне Дриссенского уезда, «совратились из православия в католицизм», а увещевания священника не помогли, епископ Полоцкий и Витебский Савва (Тихомиров) обратился к Витебскому губернатору с просьбой принять меры против «фанатизма крестьян Ляховского общества». В результате – крестьян отличивщихся «крайним фанатизмом» выслали на жительство в Уфимскую губернию[xviii].
Чтобы не провоцировать открытого противостояния, православное духовенство при межконфессиональных контактах соблюдало подчеркнутую толерантность, но, в то же время, не делало уступок там, где это было вредно интересам православной церкви. Католическая пропаганда в Витебском крае заметно ослабла в 1870 – 1890 гг., хотя не исчезла совсем [xix]. Как свидетельствуют данные из отчета Св. Синоду епископа Александра (Заккиса) за 1894 г. во взаимоотношениях двух конфессий наблюдается даже потепление, «некоторые из священников разделяли с ксендзами хлеб-соль. Православное духовенство к католикам относилось весьма миролюбиво. При всяком удобном случае словом, делом и самим образом жизни православное духовенство старалось «расположить их к себе и к православной пастве»[xx]. Но, тем не менее, и в это время известны случаи, когда католическое духовенство в Дриссенском и Лепельском уездах, где преобладало римо-католическое население, преподавало требы православным или намеренно обостряли отношения между духовенством и паствой[xxi].
В свою очередь, православное духовенство проводило миссионерскую работу среди католиков. В результате этой деятельности в 1864 г. в православие перешло 170 дворян и несколько десятков мещан и крестьян[xxii]; в 1870 г. 133 католика были присоединены к православию; в 1875 г. – 87; в 1886 г. – 29; в 1896 г. – 51; в 1904 г. – 46[xxiii]. Однако имелись случаи перехода из православия в католицизм. Так, в 1870 г. 17 православных верующих перешли в католичество; в 1884 г. – 2[xxiv]. Витебский губернатор В.М. Долгорукий в отчете министру внутренних дел Д.А. Толстому за 1888 г. объясняет это тем, что: «…римско-католическое духовенство, служа орудием элиты общества, имевшей польскую идентичность, неоднократно продолжает поддерживать дух политической и религиозной нетерпимости в отношении к русскому народу. Ксендзы постоянно внушают своим прихожанам вражду ко всему русскому и строго запрещают им сближение с православными, в особенности заключение браков. Они угрожают во всех таких случаях проклятиями, недопущением до причастия и другими духовными карами. Когда эти меры не помогают в отношении браков, то ксендзы отказывают им в необходимых метрических документах…»[xxv].
После выхода 17 апреля 1905 г. указа «Об укреплении начал веротерпимости», согласно которому стали возможны переходы из православия в другую конфессию, начинается новый этап в межконфессиональных отношениях. По свидетельству Полоцкого епископа Серафима (Мещерякова) обстановка в епархии вследствие действия нового указа вновь становится напряженной и вызывает необходимость изменить тактику во взаимоотношениях с католическим населением. В отчете за 1906 г. он писал: «С изданием манифеста 1905 года о вероисповедной свободе <…> католическое духовенство, до этого времени действовавшее скрытно, теперь с объявлением всяких свобод выступило в открытую борьбу с православием и повело открытую пропаганду, в особенности по отношению к бывшим униатам, не стесняясь при этом ни в каких средствах. Естественно, что православное духовенство должно было также выступить на защиту своей паствы путем проповеди, раздачи листков и изобличения лжи католических ксендзов»[xxvi].
В тоже время владыка Серафим констатирует, что бывшие униаты, не смотря на возможность свободного перехода в католичество, «сохранили верность православной церкви». «Благочестие в народе в отчетном году с изданием манифестов о свободах подверглось великому испытанию, и это вполне подтвердило прежние отзывы о твердости простого народа в православии и других исконных русских началах. Если и были отпадения в католичество, то сравнительно с числом бывших униатов оно незначительно, большинство униатов осталось верным православию, были и есть приходы, окруженные католиками, где не было ни одного случая совращения», – писал епископ в своем отчете за 1905 год[xxvii]. В католичество, согласно отчету епископа Серафима, в 1905 году отпало 1575 человек[xxviii]. Это обстоятельство, с точки зрения епископа, доказывает, что православие в Полоцкой епархии укрепило свои позиции настолько, что даже потрясения вызванные указом 17 апреля не могли поколебать религиозные убеждения нового поколения бывших униатов, выросших в традициях православия. Тем не менее, для выяснения причин отпадения православных в католичество епископ Серафим 31 мая 1905 г. проводит пастырское собрание, на котором присутствовало городское и сельское духовенство. Причинами отпадений в католицизм собравшиеся видели «в расположенности части паствы к костелу; смешанных браках; красоте и пышности католических богослужений; слабом развитии пастырской миссии в бывших униатских приходах». Автор статьи «Воинствующий католицизм», опубликованной на страницах «Полоцких епархиальных ведомостей» подтверждает убеждение духовенства: «Едва ли найдется дом, в котором не было бы нескольких католических молитвословов. Малейшее торжество католической церкви находило живой отклик в сердцах населения, официально считающееся православным. Каждое такое торжество ознаменовывалось раздачею богомольцам на память вещественных знаков в виде образов, четок, книжек и пр. Еще одной причиной являлось слабое развитие пастырской миссии в приходах, образованных из униатов. Эти приходы большей частью очень бедные, а потому они не только не привлекали к себе хороших священников на долгое время, напротив, последние смотрят на свое пребывание в таких приходах, как на временную ссылку, а потому думают лишь о том, как бы скорее перевестись в другой, чисто православный приход. Понятно, что при таком отношении к месту своего служения ни один священник не может отдаваться делу миссии с тем огнем, который особенно необходим пастырю в приходах с «упорствующими и колеблющимися»[xxix].
16–18 ноября 1905 г. в Полоцке состоялся первый епархиальный съезд духовенства и мирян, на котором обсуждались теже болезненные для православной церкви вопросы: влияние указа о веротерпимости на жизнь православного населения; причины доверия населения к проповедям ксендзов, наставников, девоток и, в тоже время, ничтожное влияние проповедей православных священников; деятельность сектантов по обращению православных в свою веру; изменение миссионерской деятельности соответственно новым условиям[xxx].
Причина массовых отпадений из православия в католичество, согласно решению съезда, заключалась в тайной пропаганде католичества и отсутствии мер к ее ослаблению, многовековых традициях, воспитанных костелом (богослужение, частые исповеди, обряды погребения), нерадивость части православного духовенства, а также более удачное географическое расположение костелов[xxxi]. Причины отпадений в католичество обсуждались и на собрании Миссионерского комитета 24 сентября 1908 г., на котором присутствовали священники всех уездов епархии. Участники собрания пришли к единому мнению: не все воссоединенные из унии принимали православие по убеждению, многие миряне и даже воссоединившиеся священники были более склонны к католичеству; со стороны епархиального начальства и местного духовенства, опиравшихся на защиту гражданских законов, не было принято своевременных мер к укреплению воссоединенных в истинах православной веры; воссоединившиеся из унии находились в тяжелой экономической зависимости от помещиков-поляков; ничем не ограниченные после издания указа 17 апреля 1905 г. ложь, угрозы, насмешки со стороны ксендзов и их сторонников над православными[xxxii]. На съезде были разработаны рекомендации для обязательного исполнения, направленные на укрепление позиций православия в Полоцкой епархии. Они включали: распространение листков миссионерского братства, молитвословов, Евангелий, принятие исповеди в любое время с наложением епитимий; частое совершение крестных ходов около храмов и к ближайшим приходам, создание кружков «ревнителей православия»; оказание материальной помощи «слабым в вере»; содействие закрытию польских тайных школ. В справочных изданиях по Полоцкой епархии за 1912 и 1913 гг. сообщалось, что большая часть намеченных мероприятий духовенством была выполнена.
Пастыри Полоцкой епархии сообщали о случаях, когда ревнители католицизма пользовались народным невежеством при толковании указа о веротерпимости. «Ксендзом, – пишет священник, – указ был объявлен в костеле с приглашением явиться к нему и записаться, кто желает, оставить православие; одновременно через девоток было объявлено по деревням с православным населением, что от царя вышел приказ, чтобы все были католиками, – всюду разнесла молва, что в Петербурге все начальники перешли в католичество; все церкви будут обращены в костелы, а священники перейдут в католичество и будут ксендзами. Поднялась сильная смута. Народ толпами стал двигаться к ксендзу записаться. Чтобы не дать народу одуматься, было объявлено, что записывать будут только несколько дней, а потому необходимо спешить»[xxxiii]. Пускались и такие слухи: «ведь царь наш только тогда войну начал, когда римский папа ему позволил и благословил его на это», «а про государыню давно известно у нас, что она католичка»[xxxiv]. Священник Кирилл Зайцев в статье «В чем сила католицизма?» утверждал, что распространителями подобной дезинформации часто служили девотки или законницы. Они являлись, по убеждению священника, «правой рукой ксендзов, исполнительницами его воли, и в тоже время как бы ширмой, за которую можно спрятаться, если бы пришлось дать ответ за свои противозаконные действия»[xxxv].
Серьезной причиной отпадения от православия в католицизм являлась тайное обучение польскому языку и основам католической веры, т. е. скрытая просветительская работа поборников польской культуры и католицизма. С переходом в православие бывших униатов Дриссенского и Лепельского уездов опека и руководство ксендзов духовной религиозной жизнью народа не прекратились, а еще более усилились. По-прежнему поддерживались и развивались тайные польские школы, в которых обучением занимались местные уроженки – девотки, под тайным руководством ксендзов. Почти в каждой большой деревне с наступлением осеннего времени девотка собирала девочек для обучения. Чтобы отклонить всякое подозрение о существовании тайных школ, девочкам приказывалось являться в известную избу с прялками, где девотка обучала девочек молитвам, катехизису, грамоте и пению. Есть все основания считать, что вместе с этим детям прививалась и неприязнь к православию. Действия девоток проверялись ксендзами, и таким образом вся женская половина Дриссенского уезда оказалась, благодаря опеке девоток, знающей в совершенстве католический катехизис, была глубоко предана папе и ксендзу. Многие из православных девушек Дриссенского уезда прошли школу девоток и в свои семейства внесли неприязнь к православной церкви[xxxvi].
В одном из номеров Полоцких епархиальных ведомостей за 1905 г. была описана деятельность некоей Т. из Ломжинской губернии, которую в Витебскую губернию пригласил богатый помещик-поляк Двинского уезда. Девушка дала обет Богу посвятить свою жизнь возрождению польской культуры и языка среди литовцев и латышей-католиков. Помещик за это платил. Работая в Двинском уезде в семьях, где родители ни слова не знали на польском языке, она в течение 5 лет добилась того, что дети стали стыдиться говорить между собой на родном языке, предпочитая польский. Ревнительница польской культуры раздавала крестьянам не только брошюры, но и полезные в крестьянском обиходе вещи. Работая подобным образом на землях, прежде входивших в состав Речи Посполитой, и, прежде всего, среди девушек, девотки, безусловно, способствовали распространению убеждения в превосходстве польской культуры по сравнению с родной[xxxvii]. Госпожа Т. рассказывала, что девушками, посвятившими себя служению католической церкви и польским культурным традициям, заполнена вся Литва. Известны случаи, когда в деревнях, где католики были в большинстве, открывались настоящие гонения на православие. Например, чтобы заставить бедную женщину перейти в католичество любой фанатик католик пускал в ход не только убеждения, но и угрозы: «Мы тебе помогать не будем, ты с голоду помрешь, если заболеешь и будешь лежать в постели, мы не дадим <…> тебе и глотка воды»[xxxviii].
В 1839 году «отторгнутые насилием были воссоединены любовью», а после 17 апреля 1905 г. «воссоединенные любовью» вновь отторгались насилием. Малообразованному католическому народу было объявлено, что он должен стараться обратить в католичество православных, что в этом и заключается его спасение, этим он заслужит прощение грехов[xxxix].
Священник Кирилл Зайцев приводит многочисленные и яркие примеры из жизни православных: «Особенно много перетерпела одна вдова деревни М. Ева Кириллова. Она была крещена в православии, никогда не ходила в костел, усердно посещала церковные службы. Эта стойкая православная женщина все перенесла – угрозы, издевательства, насмешки, много слез пролила, когда все родственники отказались от нее и при встрече отворачивались, как от зачумленной. Особенно тяжело ей было, когда не давали покоя ее 8-летней дочери, которая долго тяжело болела. Причину болезни, конечно, католики видели в том, что она не желала оставить «русской» веры. Фанатичные католические женщины и девотки подкарауливали, когда самой матери не было дома, тотчас собирались они целой толпою, окружали постель умирающего ребенка и начинали мучить его своими речами: «… ты плачь, проси маму, чтобы сама она переходила в католичество и тебя бы записала; как хорошо тебе будет тогда, ты будешь умирать, ведь ты не выздоровеешь, мы придем, станем вокруг твоей постели, будем петь святые песни». Ей дали последний срок для записи ксендзу, «иначе соберутся родственники и ее повесят…»[xl]. Описывается и другой случай. Крестьянин деревни Сосницы Иван Петров хотел задушить своего взрослого сына за то, что тот не хотел вместе с ним переходить в католичество. Если бы не сбежались соседи, то, наверное, преступление было бы совершено. За то, что сын твердо решил остаться в православии отец выгнал его из дома и лишил имущества[xli].
Иногда православные переходили в костел, привлеченные торжественностью и красотой богослужения, богатством храмов. «Самые церкви православные, – говорилось в одной из статей Полоцких епархиальных ведомостей – <…>, поражают своею бедностью и убожеством; духовенство в этих приходах живет также бедно. Это обстоятельство имеет для народа большую важность. Ваша вера – холопская, у вас попы живут нищими, часто говорят католики православным, – а у нас – все паны ездят на тройках в костел <…>. Громадную силу имеет здесь экономическое положение православного населения, именно материальная зависимость населения от помещиков – католиков, которые прямо заставляют крестьян ходить к ксендзу под угрозой лишить их земли или куска хлеба»[xlii]. Таким образом, бедность православных церквей и приходов противопоставлялась костелам, представляющим более элитарную религию.
На пастырском собрании, созванном епископом Серафимом в 1905 г., были выработаны меры для предотвращения отпадений от православия: ознакомление населения с указом 17 апреля о веротерпимости; широкое развитие в православных приходах пастырской миссии; приходы, в которых преобладало католическое население, обеспечить материально и поставить священника вне всякой зависимости от прихожан[xliii].
На епархиальном собрании миссионерского комитета в 1908 г. в целях укрепления православных в вере, удержания от уклонений в католицизм и возвращения уклонившихся участниками съезда были признаны полезными следующие меры:
1. Главным средством в полемике с римо-католиками, как по догматическим, так и по обрядовым расхождениям должно стать Священное Писание.
2. Единение пастырей между собой и их совместная деятельность в приходах без подрыва авторитета друг друга.
3. Поддержка церковноприходских школ и школ грамоты, как незаменимых миссионерских пунктов, привлечение к ним учащихся, которые бы могли вести миссионерскую практику.
4. Введение общего пения в сельских храмах, распространение пения псалмов и молитв в деревнях.
5. Организация чтений в школах, которые должны сопровождаться пением.
6. Произношение пастырями поучений наизусть, без тетрадей, живым народным языком.
7. Устройство крестных ходов с максимальной торжественной обстановкой из прихода в приход, где это представляется возможным.
8. Введение дополнительных уроков по Закону Божию для сообщения систематических знаний по вероисповедным расхождениям.
9. Катехизация взрослых юношей и девушек.
10. Обеспечение причтов достаточным содержанием от казны.
11. Привлечение к миссионерской деятельности наиболее ревностных прихожан[xliv].
Деятельность по реализации намеченных мероприятий привела к использованию школьного образования, катехизации и миссионерской деятельности как основных средств упрочения православной веры. Большое значение в укреплении позиций православия сыграло перенесение мощей преподобной Евфросинии Полоцкой в 1910 г. из Киева в Полоцк.
В 1915 г. для укрепления веры в народе и ограждения православия от иноверия стали использоваться приходские братства, в состав которых входили образованные и твердо убежденные в православии прихожане, способные не только полемизировать с инославием, но и вести аргументированную пропаганду своей веры. Так в Полоцкой епархии возник институт приходских миссионеров[xlv].
Возрождению религиозно-нравственной жизни православных в Полоцкой епархии, явно обозначившемуся к началу XX в., способствовало также открытие и деятельность церковно-приходских школ, церковно-археологического музея и бесплатной библиотеки-читальни. С этой же целью по воскресеньям и праздничным дням проводились внебогослужебные собеседования, сопровождаемые церковным песнопениям. Для образования псаломщиков, способных руководить такими хорами, предлагалось открыть курсы пения. Для религиозного образования православных верующих использовать брошюры, в которых простым разговорным языком объяснялись «заблуждения» католицизма. По наблюдениям священника Кирилла Зайцева печатное слово на крестьянина производило неотразимое впечатление. Оно «возвышало в глазах православных их веру, как единую согласную с Христовым учением, и давало в руки православным оружие для отражения нападений со стороны приверженцев католицизма». Миссионерские листки, по убеждению священника, также оказывали воздействие и на тех, кто необдуманно перешел в католицизм[xlvi].
О результатах миссионерской деятельности можно судить по количеству верующих, отпавших из православия в католичество. В 1905 г. число перешедших из православия в католичество было 1575 человек, в 1906 г. – 218, в 1908 г. – 284, в 1909 г. – 226, в 1912 г. – 76[xlvii]. Из католичества в православие в 1905 г. обратилось 25 человек, в 1906 г. – 28, в 1908–1909 гг. – 48, в 1912 – 50. Отпадения из православия за 1912 г. в большинстве случаев были вызваны смешанными браками и материальной зависимостью прихожан[xlviii].
Таким образом, в течение 1839 – 1917 гг. Полоцкая епархия переживала сложный процесс постепенного возрождения православия. Если в период 1839–1863 гг. этому процессу мешала нелегальная миссионерская деятельность католического духовенства, то после подавления восстания 1863–1864 гг. до 1905 г., когда между католическим и православным духовенством внешне устанавливаются более спокойные взаимоотношения, прозелитизм католического духовенства приобретает скрытый характер. После выхода указа «Об укреплении начал веротерпимости» 17 апреля 1905 г. начинается новый этап противостояния католичества и православия, который, благодаря развернувшейся миссионерской деятельности православного духовенства и активной деятельности приходских братсв, был преодолен только к 1914 году.